В многоактной драме отношений Америки с Россией вопрос ядерных вооружений был, есть и еще долгое время будет узловым. Именно в силу этого диалог двух стран пока остается в центре мировой повестки дня, оставляя всем прочим — вопреки всем сдвигам экономической и политической мощи — роли статистов и зрителей.
Нынешнее распутье в российско-американских отношениях и внешне, и по сути напоминает поворотный пункт тридцатилетней давности. К сожалению, тот поворот не состоялся. Была упущена историческая альтернатива, обещавшая в корне изменить мир. Безвозвратно?
Три десятилетия назад американская мечта о непроницаемом космическом щите соединилась с российской перестройкой, и казалось, что ядерная коллизия близка к разрешению. Но все надежды Женевы и Рейкьявика разбились о проблему обеспечения доверия и безопасности при передаче космических технологий.
Напряженная экспертно-аналитическая работа, в которой довелось участвовать и мне, шла за кулисами этой драмы. Нам удалось выйти на более глубокие ее слои. Сразу после выдвижения Рейганом идеи щита, основанного на лазерно-космическом вооружении, мой учитель академик Раушенбах обратил внимание на его непредвиденное новое качество. Впервые в военной истории появляется оружие, для которого скорость нападения сравнялась со скоростью оповещения. Для участия человека в контуре управления не остается никакого временного зазора, гашетку приходится передавать роботам. По той же причине мирное сосуществование двух и более лазерных систем на орбите принципиально невозможно: любой неопознанный космический объект, могущий оказаться носителем боевого лазера, должен быть мгновенно уничтожен. Как разъясняли мы в диалоге с коллегами из Heritage Foundation, вопрос из сферы военной технологии переходит в сферу собственности: у системы лазерно-космической защиты может быть только один хозяин. Тогда речь шла о международной организации, за которой должна быть закреплена монополия на развертывание космического щита. Эта позиция успела приобрести влиятельных сторонников в самом верхнем эшелоне советского руководства и едва не оказалась в центре очередного саммита. Но с распадом страны диалог по проблеме остановился.
Сама проблема, однако, только обостряется, а нынешний уровень угрозы ядерного терроризма делает ее безотлагательной. Идея международной монополии, давая ключ к политическому решению, не содержит в себе алгоритмов реализации. Как технологически обеспечить доверие и контроль стран-участниц за сложной и многоуровневой деятельностью организации-монополиста?
Новая волна цифровых технологий, в первую очередь экономических, несет в себе потенциал для решения. Международная система управления космическим щитом может иметь форму цифровой децентрализованной автономной организации, основанной на распределенных реестрах собственности, интернете вещей и умных контрактах.
Следует отдавать отчет в том, что речь идет о новой волне технологий собственности, а не только и не столько оружейных технологий. Поэтому новый американо-российский диалог должен от уровней споров военных экспертов и политических игроков быть поднят до уровня диалога суверенных собственников национальных ядерных комплексов, неуправляемая логика развития которых ведет к подрыву и уничтожению всякого суверенитета и всех наций. Пришла пора запускать стратегическую программу поэтапной интеграции этих комплексов, начиная с ключевого звена объединенного космического щита.
Новый разворот международных событий в условиях происходящей технологической революции возвращает Америке и России уникальный шанс стать конструкторами глобальных перемен перед лицом глобальных вызовов цивилизации.
Рейган vs Горбачев: стратегическая оборонная неудача
В 1981 году, когда в США на президентских выборах победил Рональд Рейган, многочисленные противники тоже состязались в красноречии по поводу его актерского прошлого, преклонного возраста (69 лет) и неадекватности. В советских газетах писали, что «в результате президентских выборов к власти США пришли наиболее реакционные силы американского империализма во главе с Рейганом». Ни одно из подобных опасений впоследствии не оправдалось. Рейган вошел в историю как один из выдающихся американских лидеров.
В 1983 году президент Рейган сделал два очень важных заявления. В первом он наградил Советский Союз кинематографическим ярлыком «империя зла». Таким образом, в советской и американской картинах мира возникла полная симметрия. Свыше семидесяти лет в основах советской идеологии, в программных документах правящей партии было записано, что капитализм неизбежно погибнет, что это фундаментальный научный факт, установленный Марксом. А поскольку западная сторона мира, с советской точки зрения, продолжала числиться в капиталистах, то Никита Сергеевич в простоте своей довел идею до логического конца, провозгласив с официальной трибуны: «Мы вас похороним». И вот устами Рейгана Америка ответила нам полной взаимностью.
Долгое время фактом, не подвергающимся сомнениям, был ядерный паритет, гарантированное взаимное уничтожение. Но вскоре Рейган получил интеллектуальный подарок в виде Стратегической оборонной инициативы (Strategic Defense Initiative). Ее придумали интеллектуалы, собравшиеся под эгидой Heritage Foundation. Первоначальная идея была в размещении орбитальных платформ с мощными лазерами, способными нанести непоправимый ущерб любой баллистической ракете, едва она высунется из плотных слоев атмосферы. Реализация этой идеи позднее натолкнулась на технологические сложности, рассматривались многочисленные альтернативные варианты. Но суть была везде одна. Выступая 23 марта 1983 года в Конгрессе, президент объявил, что будет создан космический щит, который полностью обезопасит Америку от ядерной угрозы. Цель СОИ, по Рейгану, состояла в том, чтобы «сделать ракетно-ядерное оружие устаревшим и ненужным».
Идея была не в уничтожении СССР военной силой. Угрозу «империи зла» изобретательные американцы снимут техническими средствами, повесив хайтековский щит над собой, а потом и над союзниками. Запад обещали отгородить от имперского зла космическим щитом, функционально подобным Великой мексиканской стене Дональда Трампа. А дальше он победит политически и экономически за счет более высокого уровня жизни. В принципе это достойная позиция президента великой страны.
Как житель «империи зла» могу сказать, что у нас к Америке в те годы относились с уважением, а то и с симпатией, хотя цитаделью добра не считали. К моменту восхода Горбачева у нас тоже муссировалась идея, что мы докажем свою правоту в мирном соревновании и, будучи избавлены от бремени гонки вооружений, непременно должны продемонстрировать более высокую производительность экономики. Иными словами, если мы и были «империей зла», то зла на Штаты не держали.
Справедливость требует отметить, что и Рейган изначально поговаривал о намерении раскрыть в дальнейшем технологию щита СОИ не только союзникам, но и противникам. Маргарет Тэтчер в своих мемуарах пишет, что в 1984 году в их беседах в Кэмп-Дэвиде он упоминал такую возможность.
Тем временем в Советском Союзе наметились попытки обновления. Проклюнулась некая политическая весна, вскоре обернувшаяся последней осенью. И в пору этой межсезонной распутицы состоялись две встречи на высшем уровне — в Женеве в ноябре 1985 года и в Рейкьявике в октябре 1986-го. Именно там мог срастись дивный новый мир, постъядерное завтра. Но не срослось.
Театрально-драматургическая канва этих встреч достаточно известна, напомню лишь существенное для главной темы.
Во время встречи в Женеве Рейган и Горбачев впервые познакомились. Заочно они почитали друг друга махровыми реакционерами, недоговороспособными, невменяемыми и т. д. Кончилось тем, что Рейган бросил соратникам в кулуарах фразу типа «этот парень вполне заслуживает симпатии». Ощущение было взаимным. Оба они, видимо, почувствовали, что достойное сосуществование возможно. Но Рейган был фанатичным сторонником космического щита СОИ, а Горбачев с самого начала твердил, что тему нужно закрывать. Позиции в этом узловом пункте были диаметрально противоположны.
Именно тогда Рейган сказал, что готов поделиться технологией космического щита, — а Горбачев отмахнулся от идеи как от пропагандистского жеста. Они уперлись в эту жесткую проблему и не могли продвинуться дальше.
Наступил критический момент, когда ничего, кроме тонкой ниточки симпатии, их не связывало. Но вместо того, чтобы разойтись, хлопнув дверью, они договорились о двух будущих встречах. Первая должна была состояться в США в начале 1987 года. Это важная дата — потом объясню почему.
Но к лету 1986 года женевская магия личного доверия рассеялась, жизнь брала свое, Рейган опять заговорил про империю зла и космический щит. Военные и разведчики в Москве тоже вставали на уши, потому что СОИ переформатировала бы всю советскую ядерную стратегию. Горбачев повел себя импульсивно и экспромтом, напрямую, написал Рейгану личное письмо о встрече на нейтральной территории. Рейган согласился. И встреча в Рейкьявике оказалась внеплановой, неожиданной для их аппаратов.
У собеседников были разные установки. Рейган собирался просто поговорить — вежливо подтвердить не до конца растраченное после Женевы доверие и готовность потихонечку двигаться. А Горбачев хотел прорыва. Ему для внутриполитических игр нужен был успех на внешнеполитической арене, потому что перестройка буксовала. Он хотел продемонстрировать крутизну и врагам, и соратникам. Поэтому он приготовил сенсационные предложения, включающие в себя сокращение ядерного потенциала сверхдержав вдвое. Он был готов пойти на целый ряд уступок, включая необдуманные. Рейган также оказался готов дойти до радикальных сокращений и серьезных договоренностей.
Но все вновь уперлось в ту же роковую преграду.
Рейган утверждал, что орбитальные противоракетные системы уже испытываются, их создание невозможно остановить, но он поделится этой технологией с Советским Союзом как защитой от «какого-нибудь маньяка наподобие Гитлера». Горбачев взвился на дыбы: «Прошу прощения, господин президент, но я не воспринимаю вашу идею обмена СОИ всерьез. Вы не хотите делиться даже нефтяным оборудованием, автоматическими станками или доильными аппаратами… Давайте будем реалистами».
В момент максимального сближения лидеров Америки и России произошел разрыв, впоследствии так и не преодоленный. Космический щит, еще не будучи развернут, уже сыграл провокационную и разрушительную роль.
Конечно, проблема была не только в доверии. Создание СОИ означало бы новый, еще более крутой виток гонки вооружений. Для экономики предзакатного СССР ее бремя могло стать непосильным.
Рейкьявик тридцать лет назад: за кулисами поражения
Для чего сегодня вновь погружаться в эту историю — со строчной и с заглавной буквы?
Пришло время рассказать о малоизвестных, но значимых фактах и событиях, свидетелем и участником которых мне выпало быть.
Пока пропагандистские службы «империи зла» и «логова империализма» занимались профессиональной перебранкой, дипломаты, военные и разведчики с обеих сторон вели поиск действенных альтернатив. Напряженный диалог шел и по каналам «неправительственных организаций» (GONGO).
Мне пришлось быть участником этой работы в русле сотрудничества Комитета молодежных организаций (КМО) СССР и American Council of Young Political Leaders. Представительная делегация из США прибыла к нам в конце 1985 года, сразу после Женевского саммита. Ответный визит состоялся в августе 1986 года, накануне встречи президентов в Рейкьявике.
Фото, сделанное тридцать лет назад в одном из офисов Белого дома, запечатлело молодых лидеров вместе. Среди американских коллег — Дана Рорабахер, спичрайтер президента Рейгана (с 1989 года и поныне представляет Калифорнию в Конгрессе США), Спенсер Оливер, тогда занимавший значимый пост в аппарате конгресса (с 1999 года он пятнадцать лет был генеральным секретарем Парламентской ассамблеи ОБСЕ), Брюс Вайнрод — один из руководителей Heritage Foundation, разработчик идеи и концепции «звездных войн» (в дальнейшем — представитель министра обороны США в Европе, член Совета по международным отношениям). Многие из нашей делегации впоследствии также стали лидерами в политической, общественной, деловой сферах новой России, продвинулись на высокие государственные посты.
Наша первая беседа с Вайнродом состоялась в декабре 1985 года под Батуми. Пока будущий конгрессмен Курт Велдон на повышенных тонах вел общую дискуссию по проблеме корейского авиалайнера, мы пешком отправились осматривать окрестности. Эта прогулка завела нас далеко.
Итоги трех бесед мы с Владимиром Аксеновым, председателем КМО СССР, суммировали в закрытой записке, которая была направлена «в инстанцию» (как было принято выражаться) по официальным, а параллельно и по неформальным каналам. Основная ее часть вместе с приложениями опубликована в 1989 году в известной книге С. Платонова «После коммунизма» (см. русскую Wiki). Напомню вкратце узловые моменты.
Вайнрод был проинформирован, что в кругах партийного и государственного руководства на высоком уровне обсуждается вопрос о снятии в программных документах отождествления современного американского общества с «капитализмом». В соответствии с предвидением Маркса капитализм в основном прекратил свое существование в череде катаклизмов первой половины XX столетия. Современное нам западное общество уже приобретает иную, постиндустриальную основу, и подрывающий взаимное доверие тезис о «неизбежности гибели» по отношению к нему может быть отозван. Советское и американское видения перспектив общественного развития, оставаясь конкурентными и даже конфликтными, обретут пространство стратегической совместимости. С разрушением искусственной идеологической преграды проблема взаимного доверия сверхдержав получит надежный фундамент для решения.
В свете этого принципиального шага навстречу становится ясным, что американское предложение о передаче технологии СОИ является не избыточно, а недостаточно радикальным. Необходимо говорить не о трансфере технологий, а о полномасштабном совместном проекте по разработке, производству и развертыванию единого космического щита под эгидой специально создаваемой международной организации.
Вайнрод в целом мужественно принял этот удар, хотя в запале употребил нетипичные для своего сухого дискурса выражения (turning point, very plausible), а по итогам бесед взял обязательство провести консультации «на высоком уровне в Вашингтоне» и пригласил нас посетить Heritage Foundation во время ответного визита.
Это посещение состоялось в августе 1986 года, вне повестки дня и поля зрения основной делегации. В период его подготовки и на самой встрече мы смогли развернуть обоснование позиции по совместному космическому щиту более подробно.
Полгода ушло на интенсивную работу по выстраиванию аргументации и ее всесторонней проверке на прочность в десятках дискуссий в высоких кабинетах. На момент встречи в Женеве идея международного космического щита была не более чем рискованной затеей «С. Платонова». Все, чем мы располагали в плане политической поддержки, — негласное одобрение Вадима Загладина, ученого, писателя, первого заместителя заведующего Международным отделом ЦК. Накануне Рейкьявика идею уже энергично поддерживали многие в советском руководстве, включая прежде всего Владимира Каменцева, заместителя председателя Совета министров, Александра Бессмертных, заместителя министра иностранных дел, Филиппа Бобкова, первого зампреда КГБ. Причем последние двое организовали нам продолжительные беседы соответственно с Шеварднадзе и Крючковым, которые можно было трактовать как неформальное согласование идеи международного космического щита.
Идея включить в комплекс орбитальной ПРО новейшее лазерное оружие, которую Рейган счел освободительной, одновременно таит в себе смертельную угрозу, поначалу незамеченную. Именно с осознания этой угрозы и начинается путь к проекту единого и совместного космического щита.
С момента появления первых средств ПРО все военные эксперты понимают, что антиядерный щит, находящийся в тех же руках, что и ядерный меч, играет дестабилизирующую роль и провоцирует эскалацию. Поэтому основным достижением первой американо-советской разрядки стал Договор об ограничении ПРО 1972 года. Но появление на орбите двух и более систем ПРО с лазерным компонентом, находящихся под разным командованием, попросту взорвало бы ситуацию и привело к немедленному столкновению.
Предположим, стороны из лучших побуждений договорились размещать на орбите только рентгеновские лазеры, чей луч поглощается атмосферой, — чтобы исключить возможность удара по наземным целям. Предположим, каждая из них сознательно пытается запрограммировать свою систему для чисто оборонительных задач. Так вот, оказывается, что это невозможно сделать в принципе.
Ракетно-ядерное нападение осуществляется со второй космической скоростью, но при этом система оповещения о нападении срабатывает со скоростью света. Остается, по крайней мере, зазор в несколько минут для вмешательства человеческой воли, способной остановить или отвратить катастрофу из-за технической или человеческой же ошибки. В случае с лазерно-космическим оружием скорость нападения и оповещения впервые одна и та же — это скорость света. Места для человека не остается даже в теории, это войны роботов. И если таких роботов два или более, первый же выстрел становится последним и фатальным. Поэтому возможен единственный защитный алгоритм — сбивать чужую платформу в первую микросекунду выхода на орбиту.
Иными словами, космическая система ПРО может быть, во-первых, только единственной, и во-вторых, только общей. Будучи чьей-то локальной собственностью, она автоматически стала бы орудием глобального самоубийства.
Наш авантюрный замысел подразумевал, что документы с системой аргументов в пользу совместной космической ПРО перед очередным саммитом американский президент получит через Heritage Foundation, а советский — от нас. Есть косвенные свидетельства, что коллеги Вайнрода поработали в этом направлении. Московская часть этого плана тоже удалась. В феврале 1987 года Анатолий Черняев, помощник генсека, передал тому полученное сразу по трем каналам наше послание с пакетом приложений, среди которых были все документы по космическому щиту. Горбачев отправлялся в десятидневный отпуск с Раисой Максимовной, ворчал, что ему и там не дают покоя, — но документы забрал и даже, как выяснилось, с ними внимательно ознакомился.
Но было поздно.
Уже состоявшаяся к этому времени внеплановая, импровизационная встреча в Рейкьявике спутала карты в нашей игре. Аргументы и обоснования попали к адресатам не накануне, а уже после дискуссии по космической ПРО, которая была неконструктивной и привела к расколу по этому вопросу.
Эпизодический диалог президентов продолжался еще пару лет, но острота нерешенной проблемы СОИ, казалось, ослабевала, отходила на второй план. Горбачеву становилось вовсе не до вооружений, Советский Союз сползал в пучину. У Рейгана после скандала «Иран-контрас» тоже проблемы росли как грибы. К тому же вскоре он публично взял назад свои слова про «империю зла». Стены просоветских режимов трещали, и многим казалось, что вечный безъядерный мир уже за порогом. Нудные дискуссии въедливых военных экспертов, вязнущие в бесконечных технических деталях, всем надоели, они постепенно исчезали из массмедиа, из сферы внимания избирателей, а затем и политиков.
Какое-то время мы еще отказывались признать поражение. В начале 1992 года удалось продвинуть идею совместной СОИ в блок мирных инициатив президента Ельцина. В этом же году по заказу частной фирмы «Космофлот», которой руководил космонавт-2 Герман Титов, наша аналитическая команда под эгидой Международной внешнеполитической ассоциации Александра Бессмертных предприняла попытку всестороннего анализа экономических, политических, оборонных, международных аспектов проекта космического щита. Но вскоре гайдаровская шоковая терапия надолго излечила экспертное сообщество от космологических умствований.
К развязке ядерной драмы. Deus ex machina?
Мир еще снимет шляпу перед проницательностью простого, аполитичного предпринимателя Дональда Трампа с его строительным бизнесом, далеким от торговли боеголовками. Уже тогда, в 1990 году мирных упований, он втолковывал интервьюеру журнала «Плейбой»:
«Ядерная война в моей картине мира — важный элемент. Это величайшая из возможных катастроф, величайшая из угроз всему миру — и никто не обсуждает ее детали. Никто не хочет об этом говорить. Я считаю, величайшая глупость — вера людей в то, что ядерной войны не будет, потому что, дескать, все знают, насколько она будет разрушительна. И это полнейшая херня. Это как думать, что “Титаник” не может утонуть.
Слишком многие страны имеют ядерное оружие; никто не знает, куда оно направлено и какая кнопка запустит ракеты. На нас прямо сейчас нацелена тысяча ракет, и никто даже не знает, а точно ли они прилетят. Никто их толком не испытывал. Эти черти во власти стену покрасить не в состоянии, а мы им даем ракеты, направленные на Москву. А если они не в Москву полетят? А если наши компьютеры не сработают? Никто не знает, работает ли оборудование, а я читал пару отчетов — и там пишут, что есть вероятность, что оборудование может и не сработать. Это полный бардак».
С каждым днем зримые черты обретает растущая угроза внесистемного применения ядерного оружия. В результате действий сепаратистских, националистических, экстремистских, сектантских, террористических, заговорщических, мафиозных структур может быть создано и применено самодельное ядерное оружие либо осуществлен несанкционированный пуск боезаряда из арсенала одной из ядерных держав. В перечне возможных сюжетов — ядерная авантюра одного из «государств-изгоев». Наконец, нельзя исключать и самопроизвольные либо аварийные пуски штатного вооружения. В ответ на рост подобных угроз уже начинается нагромождение региональных и локальных ПРО, которые в результате только усиливают неврозы других ядерных держав.
В целом международный комплекс ядерных вооружений быстро усложняется неконтролируемым образом, перспектива потери управляемости его элементов и подсистем абсолютно реальна. Его, безусловно, имеет смысл рассматривать как единое целое, но эта целостность имеет весьма парадоксальный характер. Отдельные блоки этого «хозяйства» теснейшим образом взаимосвязаны — но в том смысле, что одни части предназначены создателями для отражения угрозы либо уничтожения других. Однако их взаимосвязь в физическом и технологическом пространстве опосредована неполными, а часто и ошибочными данными разведки об устройстве, составе, возможностях, управлении противостоящих сил, а главное — о текущих и будущих планах их использования. В инженерно-технологическом отношении мировой комплекс ядерных вооружений представляет собой удручающе пеструю и лоскутную картину, где многие носители продолжают эксплуатироваться с середины прошлого века, их конструкторы и производители давно вымерли, технологическая культура у обладателей во многом утрачена. Системы связи и оповещения отстают от роста сложности управляемых комплексов, в них возникают бреши и разрывы вследствие политических сдвигов и кризисов — не говоря уже о том, что стороны разрабатывают все более мощные средства дезорганизации систем информирования и управления противника. Границы, отделяющие этот комплекс от внешних проникновений, постоянно удлиняются, их проницаемость растет. Одновременно планка сложности разработки собственных зарядов и носителей частными структурами быстро понижается. Свой Илон Маск может появиться по любую сторону баррикад.
Одним словом, международный комплекс ядерных вооружений, это уникальное, наиболее масштабное и технологически сложное в истории человечества хозяйство — фактически лишено хозяина. Оно стремительно теряет управляемость, что проявляется в неконтролируемой самоподдерживающейся гонке вооружений. Конечно, в ряде стран существуют сообщества профессионалов в погонах и без оных, искренне верящих, что у них все схвачено. На деле их сферы ответственности имеют ограниченный и лоскутный характер, между ними разрастаются слепые зоны и зияют черные дыры. Можно не сомневаться: если мир взлетит на воздух, ответственных за роковой сбой или коварный умысел найти не удастся — если, конечно, будет кому и зачем искать.
Удивительный факт, что ядерной катастрофы до сих пор не случилось, впору объяснять божественным провидением либо попечением иноземных цивилизаций. Но терпение высших сил не беспредельно.
Возможно, поэтому они подталкивают цивилизованный мир к исходу из ядерного тупика, насылая на него финансовые казни: ипотечный мор, нашествие саранчи деривативов и крах инвестиционных первенцев в 2008 году. А вслед за этим пламенный пророк Портер уже провозгласил пришествие Shared Value, из вод озера Комо вышел Impact Investing, а волхв Накамото приветствовал рождество блокчейна.
Грядущая волна новых экономических технологий чревата радикальными сдвигами во всей сфере международной безопасности. В частности, появление распределенных реестров собственности, интернета вещей и самореализующихся контрактов создает долгожданную возможность возвратиться к идее международного космического щита на принципиально новой технологической основе.
Однако экспертное сообщество увязло в деталях, не видит целостной картины. Военные аналитики тонут в море разнообразия оборонных гаджетов и в саду расходящихся сценариев их применения; фанаты IT создают невыносимо пустой шум вокруг модного блокчейна, нимало не интересуясь, кому и зачем он нужен; специалисты по финансовым платформам поглощены злободневными проблемами банковского сообщества. Как и прежде, в дефиците широкий и одновременно углубленный уровень понимания, который в старшем поколении был присущ разве что Киссинджеру.
Приступая к решению исторической задачи «сделать ракетно-ядерное оружие устаревшим и ненужным», не следует питать иллюзорных надежд на быстрый успех: разминирование его чудовищно разросшегося бесхоза займет не одно десятилетие. Но теперь можно с рейгановской простотой очертить технологические контуры наследующего «Звездным войнам» проекта «Звездный щит». Считаем для простоты, что это условное название деловой игры-симулятора, один из сценариев которой излагается ниже. Просил бы поэтому военных экспертов до поры унять профессиональный зуд и не придираться к частностям.
Начать можно с угрозы несанкционированных пусков.
— Международный проект «Звездный щит» формируется совместным решением основных ядерных держав и объявляется открытым для любых государств, готовых признать себя обладателями ядерного оружия и (или) опасающихся его несанкционированного пуска со своей территории.
— За счет согласованной системы первоначальных взносов образуется инвестиционный фонд. Он вкладывает средства в оборонные отрасли стран-участниц для производства и размещения на орбите компактного комплекса лазерного оружия, являющегося собственностью стран-участниц и способного быстро обнаруживать и при необходимости сбивать любые носители ядерного заряда — баллистические и крылатые ракеты, гиперзвуковые ракетопланы, самолеты и беспилотные аппараты различных классов. Фонд имеет монополию на размещение в космосе лазерного оружия.
— На каждом этапе его автоматическая система управления программируется для решения конкретного узкого класса задач. Программа разрабатывается и утверждается согласованным единогласным решением всех участников и только таким же решением может быть запущена, остановлена либо изменена. В промежутках между согласованными единогласными решениями (по принципу распределенного реестра) она действует автоматически, и вмешаться в ее работу невозможно.
— Страны-участницы добровольно снабжают все свои боезаряды и их носители датчиками, которые срабатывают при запуске и посылают мгновенный зашифрованный сигнал, программируемый национальным генштабом, на звездный щит. Сигнал может восприниматься только приемными устройствами щита и означает, что данный пуск санкционирован легитимным руководством страны-участницы. Звездный щит не реагирует на санкционированные пуски, то есть не мешает странам-участницам использовать собственное ядерное оружие как им заблагорассудится.
— Звездный щит в автоматическом режиме реагирует на несанкционированные пуски и автоматически уничтожает соответствующие носители.
— Программно встроенные гарантии безопасности звездного щита в отношении наступательного потенциала ядерных стран-участниц могут быть дополнены и прямыми физическими ограничениями: его боевой ресурс на первом этапе можно ограничить способностью сбивать не более нескольких десятков мишеней, чтобы он даже потенциально не мог подорвать ничей национальный ядерный потенциал.
— По мере принятия двусторонних, многосторонних либо международных соглашений, тем или иным способом ограничивающих типы, мощности либо условия и способы применения ядерного оружия, они будут фиксироваться в программном комплексе звездного щита по технологии «самореализующихся контрактов» и расширять спектр его функций по автоматическому выполнению этих соглашений. Контроль за действиями звездного щита на всех этапах его развития будет осуществляться всеми участниками с помощью технологии распределенных реестров.
— Страны, решившие не входить в проект «Звездный щит», сохранят неотъемлемое право на запуски и полеты потенциальных носителей боезарядов над своей суверенной территорией. При выходе носителей за ее пределы они будут приобретать статус «нелегитимного пуска» и автоматически уничтожаться средствами звездного щита.
— Попытки стран, не входящих в организацию, разместить на орбите собственное лазерное оружие приравниваются к фактическому развязыванию ядерной войны и преследуются как преступление против человечества. При этом уже произведенные, но еще не выведенные на орбиту комплексы лазерного оружия могут добровольно передаваться в состав звездного щита и засчитываться как уставный взнос в случае вступления страны в проект. Взнос (соинвестирование) любого участника в фонд «Звездного щита» также может осуществляться не только в денежной форме, но и путем передачи ему готовых вооружений, объектов инфраструктуры, оборонных предприятий либо оказания профильных услуг по реализации любых элементов программ «Звездного щита» силами и средствами национальных ОПК.
Новый диалог сделает ядерную гонку ненужной
Теперь последнее и самое главное. Политики, озабоченные паритетами и суверенитетами, а также военные эксперты, зацикленные на вопросах вроде «фокусировки лазерного луча» или «гиростабилизированных платформ», наверняка упускают главную суть системы космического щита. Все указанные материи он в обозримой перспективе может вообще не затрагивать, оставляя военно-политический статус-кво в неприкосновенности.
Космический щит — прежде всего супервыгодный инвестиционный проект, основанный на новейших финансовых технологиях. Его задача — поэтапное снятие чудовищных трансакционных издержек, которыми существующие институты обороны и безопасности обременяют национальные бюджеты. Компактный орбитальный комплекс, находящийся в коллективной собственности международного сообщества, будет поэтапно, по мере достижения консенсуса по содержательным вопросам, брать на себя обеспечение различных уровней безопасности участников — начиная с оперативно-тактического и вплоть до военно-стратегического. Понятно, что это будет достигаться с неизмеримо более низким уровнем трансакционных издержек, чем нынешний, обусловленный онкологическим разрастанием международного ядерного комплекса. Средства, высвобождаемые в результате снятия этих издержек, будут частично реинвестироваться в развитие космического щита, расширение его функций для решения задач связи, экологического мониторинга, метеорологии, геологоразведки, конверсии объектов оборонной промышленности и т. д. И конечно, в близкой перспективе космический щит научится защищать цивилизацию не только от порождаемых ею собственных, внутренних угроз, но и от внешних — крупных метеоритов, астероидов и иных скитальцев Вселенной.
Важно еще раз подчеркнуть, что космический щит не является технократической антивоенной утопией. Ни завтра, ни в обозримом будущем он сам по себе не претендует ни на отмену принципа взаимного гарантированного уничтожения, ни на изменение военно-стратегического баланса, ни на ограничение суверенитета — за исключением единственного вопроса: коллективной монополии международной системы «Космический щит» на лазерно-космическое оружие.
Но главная ценность, важнейшая совместная (shared) собственность стран — участниц «Космического щита» — вовсе не платформа с боевыми лазерами на орбите, а финтеховские инвестиционные платформы и открытый распределенный реестр всех ядерных зарядов, носителей и объектов инфраструктуры. Иные генералы с мозгами, застрявшими на Куликовом поле, надеются в «час Х» ошарашить противника из засады мобильными ракетами, по-цыгански кочующими по проселкам, силосными башнями и элеваторами, обращающимися в неучтенные пусковые установки. В итоге весь мир, шарахаясь от гугл-фотографий чужих водокачек, впадает в паранойю неудержимой гонки вооружений. Но когда державы «Космического щита» наглядно увидят полную конфигурацию своих и чужих средств массового уничтожения и убедятся во взаимной ядерной непобедимости, они увидят и путь к укреплению этой гарантированной непобедимости при кратном снижении оборонных потенциалов и затрат.
«Космический щит», создавая технологическую основу для надежного обеспечения международной безопасности, распахивает дверь в новое пространство преобразующего соинвестирования, мирного соревнования и взаимовыгодной интеграции национальных экономик. Выиграет больше всех тот, кто быстрее и полнее сумеет снять трансакционные издержки национального оборонного комплекса (естественно, не в ущерб безопасности) и реинвестировать их по методологии «преобразующих инвестиций» (Impact Investing) в задачи глобального роста и социального развития.
Америка и Россия сообща могут и должны разминировать земное небо, освободить его от бремени гонки вооружений, осуществить великую мечту — «сделать ядерное оружие устаревшим и ненужным».
0
120.00
