«Я держу Машу на дистанции от театра и кино. Это не место для детей, атмосфера не подходящая. Хирурги же не берут своих детей в операционную. Но это только моя личная точка зрения, многие актеры так не считают и везде таскают детей с собой», — рассказывает Татьяна Арнтгольц.
— Первая съемка была в сентябре, запись длилась больше 16 часов. Закончили мы в первом часу ночи. Я пришла домой смертельно уставшая, но, даже уснув, снова оказалась на съемках. Мне снился Саша Лазарев, снились наши герои, ребята, которые делают программу — редакторы, продюсеры, — потому что остались очень сильные впечатления. У всех героев истории драматичные, их подлинность подкупает и поражает. Это не шоу, все реально, документально и честно. «Жди меня» действительно программа про добро. Она о счастье, которое приходит, если не опускать руки и верить в него до конца. В жизни происходят чудеса. Рефреном в нашей программе звучат слова: ищите друг друга что бы ни было и ждите, несмотря ни на что.
— Очень тронул сюжет о том, как женщина потеряла память. Мы писали его ближе к 12 ночи. Когда героиня стала вспоминать, ей сделалось очень плохо, ее буквально трясло, жутко подскочило давление, потребовалась помощь врача. В итоге пришлось значительно упростить и сократить сюжет. Про отношения в семье мы даже не стали пытаться снимать, хотя до этого собирались. То есть на нее и так обрушилось такое количество информации, что она могла просто не выдержать. Память полностью она не обрела, но очень многое вспомнила. Позже мы снимали истории про двух братьев и сестру, которых разлучили в детстве.
Девочка осталась жить в России, а двух мальчиков в разные семьи забрали итальянцы. Один жил во Флоренции, другой в Риме. Они не говорят по-русски совсем, а сестра не знает итальянский. Их встреча была очень трогательной. Такие красивые два брата, смуглые, черноволосые, похожие на итальянцев. И маленькая сестра с огромными глазами, с таким тонюсеньким голосочком. Она с ними говорит по-русски и расстраивается: «Вы что, меня совсем не понимаете?» Они на нее смотрят, обнимают ее. Это и ужасно драматично, и радостно. Они вместе, и это главное…
— Татьяна, всегда хотела спросить о вашей необычной фамилии, откуда ее корни?
— Фамилия Арнтгольц — немецкая, берет свои истоки из Лодзи, города в Польше, где родился прапрадед. Историей фамилии и нашей родословной наш папа очень серьезно занимался. У него в огромной папке хранятся документы, письма — целый наш семейный архив… У нас с сестрой треть немецкой крови. Мама наша из города Шахты Ростовской области. А папа родился в Ленинграде, там же окончил военный Институт физкультуры и спорта имени Лесгафта. После служил на флоте. Но большую часть жизни он актер, хотя и не имеет актерского образования. Если вкратце, то еще на флоте выступал в самодеятельности и здорово читал стихи.
Увидели его впервые в народном театре, где он играл в спектакле «Иркутская история» по пьесе Арбузова, пригласили в Свердловский драматический театр. Но туда папа не поехал, а отправился в Удмуртию, в город Сарапул. Местный драмтеатр стал его первым профессиональным театром. После были театры Читы, Баку, Ижевска. Потом — драмтеатр в Калининграде, где он служит до сих пор и где получил звание заслуженного артиста России. В Калининграде они встретились с мамой, которая приехала туда после окончания театрального института в Ростове-на-Дону. Папа рассказывает, как он с товарищами стоял, курил на ступеньках театра и мимо них прошла молодая актриса: на каблучках, красивая, стройная. Папа посмотрел на нее и сказал: «Мужики, пора надевать белые рубашки». А мама вспоминает, что обратила внимание на синие-синие папины глаза. Через год они поженились. Потом родился наш брат Антон. А через восемь лет мы с сестрой Олей. Мы не росли за кулисами, родители нас оберегали, держали дистанцию.
— Вашу дочь вы тоже держите на расстоянии от театра и от съемочной площадки?
— Да, я точно так же держу Машу на дистанции от театра и кино. Это не место для детей, атмосфера не подходящая. Хирурги же не берут своих детей в операционную. Но это только моя личная точка зрения, многие актеры так не считают и везде таскают детей с собой. Конечно, моя Маша иногда в исключительных случаях попадает на площадку, но при этом сидит в вагончике и занимается своими делами, ее не слышно и не видно. Вообще, она очень дисциплинированная, мне с ней легко куда-то выезжать. Маша всегда понимает, когда маме надо отдохнуть, когда с мамой можно повеселиться, а когда маму лучше не трогать.
— Вы рассказывали, что она увлекается лошадьми…
— С этим пока пауза. Нужно втянуться в учебу. Но лошадей она действительно любит. Позапрошлым летом она попала в конный лагерь в Калининграде, когда поехала к бабушке с дедушкой. А поскольку, вернувшись домой, она сказала, что хочет и дальше этим заниматься, я подобрала ей конный клуб.
— А вы чем в детстве увлекались?
— И театром, и танцами, и музыкой, и спортом.
— Со спортом, как я понимаю, у вас были особо теплые отношения. Вы даже хотели заниматься спортивной журналистикой.
— Да, хотела. Папа выписывал всю жизнь журнал о физкультуре и спорте, который приходил к нам ежемесячно, и мы его внимательно читали. Смотрели с папой все самые интересные спортивные соревнования по телевизору. Но в 9-м классе мы с Олей перешли в лицей, где стали ходить в прекрасный театральный класс. Потом практически всем классом мы поехали поступать в Москву. Мы втроем — я, сестра и Артем Ткаченко — поступили на один курс — к Николаю Николаевичу Афонину в институт имени Щепкина. Страшно не было. Помню, Артем сказал: «Если что, девчонок в обиду не дам!» Предвосхищаю ваш вопрос. Мы не были влюблены в Артема и не делили его, не жили в одной комнате, как писали «желтые» журналисты. Мы друг к другу до сих пор относимся как брат и сестры…
— Помогали друг другу выживать в мегаполисе? Вам было сложно адаптироваться в чужом городе?
— Ничуть. Мы прекрасно жили, а не выживали… Журналисты обычно, расспрашивая о пути известных артистов, ждут драматичных историй. В нашей с Олей жизни, к счастью или к сожалению, такого нет. Все плавно развивалось. Не было историй о том, как я работала дворником, трудилась ночами, мыла посуду где-то, ночевала на вокзале. Мы с сестрой в этом плане абсолютно счастливые люди. Город нас принял. Сразу родилось ощущение, что он станет для нас вторым домом.
— Ваш брат тоже артист. Очень яркий, харизматичный. В одном из первых своих интервью вы говорили: «Мы обязательно перетащим Антона в Москву». Но Антон так и остался жить в Калининграде.
— Почему, хотите спросить? Люди делятся на тех, кто любит большие города, и на тех, кто совершенно не может в них существовать. Антон относится ко вторым. Ему хорошо в Калининграде. У него жена, двое детей и все прекрасно. Каждый раз, приезжая в Москву, он удивляется расстоянию, количеству людей, суматохе. Говорит: «Здесь успеваешь сделать одно дело, в Калининграде — десять».
— А родителей не хотели перевезти в Москву?
— Хотели. Но они отказывались. И мы перестали эту затею культивировать в них. Поняли, что им лучше там. Калининград — их родной город, там прекрасный воздух, море, их круг общения, близкие друзья. А в Москве они часто бывают. Приезжают несколько раз в году, когда у папы в театре нет спектаклей. Когда есть время у нас — летим к ним мы.
— А оно у вас бывает — свободное время?
— Я уже имею возможность делать то, что хочу, и не делать того, чего не хочу. Прошедшее лето — первое за 17 лет, когда я все три месяца отдыхала, а не работала. Получилось несколько раз за лето съездить к родителям.
— Что для вас родительский дом? Какой он?
— Это мое детство. Место, приезжая куда, я ощущаю себя маленькой девочкой. Место, где пахнет мамиными пирогами. Она очень вкусно готовит. Наши дети считают, что самый вкусный на свете пирог — это бабушкин творожный пирог. Бабушка в Москву без этого пирога не приезжает…
— А еще в Калининграде есть море…
— И оно прекрасное! Кстати, один из пляжей Калининграда обладает «голубым» флагом, который присваивают эксперты международной экологической организации FEE. Во всей России только два таких пляжа.
— Но вы же этим летом, наверное, не только в Калининграде отдыхали?
— Да. Обычно я не умею отдыхать больше десяти дней, но в этот раз получилось отключиться. Я осуществила мечту — съездила с дочкой в круиз. Побывали в Барселоне, в Пальма-де-Майорке, в Сите. Также была в Хорватии. А затем я отправилась во Францию и проехала ее всю. В общем, хорошее было лето.
— Фотографии покажете?
— Я мало фотографирую, предпочитаю запоминать. Фотографии часто не передают ощущения. Вот я впервые в жизни пришла в Нотр-Дам-де-Пари и плакала. У меня было столько эмоций! Я же столько раз видела этот собор на экране, на репродукциях, столько слышала о нем рассказов. И помню прекрасный роман «Собор Парижской Богоматери» Виктора Гюго. Как это передать фотографией? Или, например, я выхожу в гостинице на балкон, а там — Эйфелева башня. Я ее не видела до этого. И у меня практически случился обморок. Как я могу это передать?
— Вы умеете радоваться как ребенок какой-то ерунде?
— Умею. Меня вообще очень легко осчастливить. Например, вид из самолета может привести меня в абсолютный восторг, хотя я столько летаю и так часто его видела! По работе много летаю — гастроли, съемки…
— Вам повезло, вы очень быстро попали в кино — «Простые истины», потом «Next», ну и как-то пошло, пошло…
— Попав впервые в кадр, я ощутила, что занималась этим давно. Чувствовала себя как рыба в воде. Мне очень повезло, я это осознаю. Это было время, когда после долгого перерыва кино только начинало сниматься. Очень благодарна Олегу Борисовичу Фомину, который пригласил в «Next» и научил меня работать с текстом... А дальше был фильм «Кавалеры морской звезды» режиссера Евгения Звездакова, где рядом были такие мастера, как Армен Джигарханян, Анатолий Кузнецов, Андрей Соколов, Дмитрий Марьянов, Раиса Рязанова и многие другие, просто созвездие артистов…
— Насколько я знаю, вы начали сниматься еще на втором курсе института…
— Да. И за это я очень благодарна нашему художественному руководителю Николаю Николаевичу Афонину, который разрешил нам с Олей работать. Потому что тогда это не приветствовалось, а мы снимались часто, много занятий в институте пропускали. Сама удивляюсь, как выдерживали такие нагрузки: и в кино работать, и спектакли дипломные выпускать, а их было очень много — шесть или семь. Что касается общеобразовательных предметов, нам, конечно, приходилось сдавать что-то индивидуально или пересдавать. Даже разговоры одно время пошли о том, что сестры Арнтгольц много пропускают и, может быть, их не стоит выпускать с дипломами. Но в итоге, конечно, нам выдали дипломы.
— Скажите, а у вашей дочери Маши, у которой со всех сторон родственники артисты, проявляются артистические способности?
— Они есть, но я не культивирую это. Мне много раз предлагали отдать ее хотя бы в театральный кружок, но я против. Она сейчас должна осваивать сложную школьную программу, а потом, если захочет, займется творчеством. Артистизм в ней есть. Маша очень живая, общительная, обаятельная, улыбчивая и открытая. Если сцена — это ее, она туда и попадет.
— Татьяна, мне кажется, вы фаталист?
— Да, отчасти. Уверена, что все мое будет моим. Свою роль я сыграю, а чужой мне не надо. Убиваться из-за того, что мне чего-то не досталось, никогда не буду.
— Что вас может расстроить?
— Я человек позитивный. Всегда просыпаюсь в хорошем настроении. Но иногда мелочь может очень расстроить.
— Например?
— Дело в том, что я очень люблю вкусно поесть и никак не могу заставить себя правильно питаться. Я вообще человек удовольствий… Если блюдо невкусное, могу расплакаться. Как-то мы были на гастролях с Ильей Соколовским. Отыграли спектакль, вернулись в гостиницу, я была очень голодная. Спустились в ресторан, и я сделала заказ. А когда мне его принесли, я расплакалась. Илья даже не понял, что произошло, распереживался: «Что случилось? Что ты плачешь?» — «Это невкусно». — «Я понял. А что случилось?» Я повторяю: «Это невкусно». Он переспрашивает: «Ну а плачешь ты почему?» — «Потому что невкусно». Мне нужно получать удовольствие от работы, от общения, от окружения, от поездки, от гастролей…
— А какие у вас недостатки?
— Я очень ленивая, поверьте мне на слово. Я плохо ориентируюсь в пространстве. Напрочь не запоминаю дорогу, могу по одному и тому же адресу все время путаться. Я не вожу машину и не хочу ее водить. Я очень часто могу забыть перезвонить людям. Не запоминаю дни рождения, кроме самых родных и близких. Мне нужно напоминать про каждую встречу.
— А какой вы были в детстве?
— В основном была спокойной. Правда, с сестрой часто дрались.
— Какой-нибудь хулиганский поступок можете вспомнить?
— Мы с подружками воровали спички, нам нравилось их поджигать, вот это ощущение, ощущение опасности, риска, непослушания, ведь «Спички детям не игрушка!»
— Татьяна, в последнее время вы очень редко даете интервью. Почему?
— У человека есть разные периоды в жизни. После юности и наивности приходит опыт, происходят события, и человек делает выводы. Когда мы с Иваном в одном издании шесть лет назад рассказали, что разводимся, но остаемся друзьями, и попросили покоя, журналисты нас не услышали. Они начали сочинять свое. Караулили меня у театра, обманывали Ваню, говорили, что снимают для одного канала, а снимали для другого. После этого я о личной жизни предпочитаю не говорить вообще и редко общаюсь с журналистами.
— И как же публичному человеку оградить себя от лишнего внимания?
— Невозможно оградить. Я же играю в театре, хожу в магазин, по улицам, гуляю с ребенком.
— У вас есть навязчивые поклонники?
— Есть разные поклонники. Есть прекрасные, интеллигентные, доброжелательные. Но имеются и другие. Странные, навязчивые, неадекватные. Я таких людей стараюсь избегать. Некоторые поклонники меня откровенно пугают. Например, как-то на гастролях я выхожу на поклон, а меня хватают за руку и тащат в зал. Есть люди, которые мне звонят с разных телефонов, они напридумывали себе какую-то историю, что я им кем-то прихожусь — какой-то чудом нашедшейся родственницей… Была какая-то странная женщина с растрепанными волосами и все предлагала мне купить какую-то брошку. Рассказывала целую фантастическую историю про эту брошку…
— Вы очень много снимаетесь в популярных проектах, но недавно пошли на эксперимент — сыграли в студенческой работе «Монах», которую по своему сценарию снял Данил Гринькин. Почему? Что вас зацепило?
— Это мой первый и единственный пока подобный опыт. Меня тронул сценарий. Я подумала: «Надо же, совсем молодой человек, а собирается снимать про очень тонкие материи: про веру, про грехи, про ответственность, про прощение». Потом мы встретились, и я поняла, что мне действительно очень интересно рискнуть. В итоге фильм побывал на многих кинофестивалях и получил множество международных наград.
— Скажите, а какой вы бы хотели видеть свою жизнь через пятьдесят лет?
— Я хотела бы, чтобы у меня было много детей, не только дочка Маша. Безусловно, много внуков. Чтобы я занималась этой профессией столь долго, сколько мне будет хотеться. И чтобы я сидела рядом с надежным мужчиной, который будет для меня и другом, и любимым. Чтобы рядом было море и бокал вкусного красного вина. Вот так как-то. И чтобы родители были подольше живы. Потому что пока живы родители, мы чувствуем себя детьми. И это счастье.
0
25.00
