ТОП 10 лучших статей российской прессы за
Март 24, 2017

— Когда я была маленькой, мама мечтала, чтобы я поскорее выросла. Во мне было огромное количество энергии, которая требовала выхода, и я целыми днями носилась с мальчишками по окрестным дворам. Я росла маленьким разбойником: прыгала по крышам, падала с деревьев, ломала пальцы, рвала и пачкала одежду. При этом спроси меня тогда, кем я мечтаю стать, я уверенно сказала бы: «Артисткой». Немалая заслуга в этом принадлежала моей бабушке. Если бы не дед, она стала бы оперной певицей. Но он, женившись, сразу сказал: «Мне нужна жена, а не певица», и бабушке пришлось забыть о сцене и посвятить жизнь семье. Но петь она не перестала, и я частенько наслаждалась ее сильным меццо-сопрано. Не без участия бабушки меня отдали в музыкальную школу: я занималась по классу фортепиано, изучала дирижирование и вокал.

В то время семья наша жила небогато, денег не хватало, и мама подрабатывала — брала вещи, как тогда говорили, «на реализацию», то есть после работы шла на рынок и торговала турецкими полотенцами. Часто брала меня с собой, и мы с ней вдвоем целый день стояли на холоде, пытаясь хоть как-то заработать на еду и другие нужды нашей семьи. Зато, если дела шли хорошо, под вечер могли позволить себе лакомство — сосиску в тесте, которую делили на двоих. На мои плечи легла забота о сестренке Ксюше (она младше меня на 9 лет). Я с ней нянчилась, стирала, гладила пеленки. Однако мама все равно не давала мне спуску, считая, что в школе тоже надо учиться хорошо: я много пропускала из-за концертов, с которыми ездила от музыкальной школы, и приходилось нагонять.

Мне нравилось в музыкальной школе, вскоре я стала солировать в хоре, а вот с фортепиано не все ладилось. Учитель, показывая мне, как именно нужно нажимать на клавиши, не рассчитывал свои силы и регулярно оставлял на моей спине синяки. Но мама говорила: «Если уж взялась, доведи все до конца». Сейчас я ей благодарна за строгость.

— Когда вы сообщили родителям, что хотите продолжить заниматься музыкой, вас не отговаривали?

— Мама, услышав, что я подаю документы в Киевскую академию эстрадного и циркового искусств, насторожилась: ни в семье, ни среди знакомых не было ни одного артиста. Естественно, она хотела, чтобы я получила более серьезную профессию, позволяющую иметь стабильный заработок. Но папа ей возразил: мол, пусть девочка идет куда хочет, не отнимай у нее мечту, Светик справится. И я справилась. Днем училась, вечером работала: пела в джазовом ансамбле, танцевала go-go — раньше это было модно. Накопила денег и решила купить домой стиральную машинку: мама всю жизнь стирала руками. Увидев большую коробку, она расплакалась. Наверное, именно ­тогда мама и поверила в то, что я действительно смогу зарабатывать музыкой.

Карьера потихоньку набирала обороты, на меня стали обращать внимание продюсеры, и однажды я получила приглашение в группу «Капучино» — на Украине этот девичий коллектив имел большой успех. Мы перемещались из города в город в плацкартных вагонах и на обычных рейсовых автобусах, а в качестве сцены частенько использовался кузов грузовика. Вот так подгонят грузовик, на площади поставят его, ты вскарабкиваешься туда — на шпильках, в коротком платьице — и поешь. А денег за это получаешь три копейки. Но мы не расстраивались, в молодости как-то проще на это смотришь. Наш продюсер стал терять интерес к группе, занялся восточными единоборствами, и концертов у «Капучино» стало совсем мало. И тут я поняла, что надо брать дело в свои руки.

Отыскала в Интернете малоизвестную у нас австрийскую певицу и решила выдавать себя за нее. Купила парик, выучила ее репертуар и попросила подругу побыть моим импресарио. Она ходила по клубам, объясняла, что привезла европейскую звезду, и договаривалась о концертах, а я стояла рядом и кивала, старательно делая вид, что не понимаю ни слова по-русски. Полгода мы так морочили публике голову, потом кто-то рассказал об этом моему продюсеру, и он со мной распрощался. Впрочем, я не расстроилась: уже тогда поняла, что в коллективе мне работать сложно.

— И тем не менее через некоторое время вы стали участницей группы «ВИА Гра»…

— Это была скорее вынужденная мера. После «Капучино» я работала в труппе мюзикла «Экватор». Поначалу дела шли хорошо, но потом популярность спектакля пошла на спад, и нам сказали: «Извините, продолжать больше не можем» — и отпустили на все четыре стороны. Рухнула и личная жизнь: я встречалась пять лет с известным украинским телеведущим, но, поскольку практически все свободное время проводила на репетициях мюзикла и на сценах клубов, с любимым почти не виделась. В такой сложный период мне и попалось на глаза объявление о кастинге, который проводил Меладзе.

— Кого вы должны были заменить?

— Я была уверена, что речь идет о сольном проекте. Я не знала, что Аня Седокова в тот момент уходила в декретный отпуск. Поэтому шла просто показать Меладзе, на что способна, и попробовать себя в сольном проекте. Желающих в тот день было хоть отбавляй. Очередь растянулась на километр. Попав в комнату, где проходили прослушивания, и увидев за длинным столом настоящий «худсовет» — Костю Меладзе, Дмитрия Костюка, хореографов, преподавателя вокала, поняла: надо показать все, что я умею. Исполнила несколько песен из репертуара Эллы Фитцджеральд и Ареты Франклин, станцевала, причем делала это так самозабвенно, что у меня с пальца слетело кольцо. И упало прямо на стол перед Костюком. «Ого, какой темперамент!» — сказал он. Ближе к полуночи всех девушек отпустили, а меня попросили задержаться.

«Поздравляю, вы теперь солистка группы «ВИА Гра», — сказал мне Костя. «Какой группы? Ничего не понимаю. Разве кастинг не на сольный проект?» — поразилась я. Тут настала Костина очередь удивиться: «Какой сольный проект, вы о чем?» Я была растеряна — снова группа… Костя спросил: «А у вас есть другие варианты?» — «Да, мне предлагает работу знакомый продюсер, зовут его Александр Серый». Костя внимательно на меня посмотрел и сказал: «Светлана, серый — не ваш цвет!» Я была покорена.

— Когда вы приступили к работе, ваши опасения оправдались?

— Девочки — Надя Грановская и Вера Брежнева — приняли меня отлично. Никакой «дедовщины», о которой любила тогда писать желтая пресса, не было и в помине. Да и не до того было. Мы спать не успевали, работали на автомате, переезжали из города в город, не понимая, какая погода за окном и в какой стране мы находимся. В какой-то момент я начала осознавать, что эта жизнь не по мне. И дело не в сложном графике: ведь мне было 19 лет, и я хотела одного — работать. Хуже другое.

Гастроли с «ВИА Грой» были первым моим выездом за границу, и мне очень хотелось взглянуть на Гонконг, Корею и другие страны. После сложного дня мечтала хоть на полчасика надеть на­ушники, послушать музыку и подышать воздухом на берегу океа­на. Но по правилам в свободное время мы не могли никуда выходить из отеля. «Ну мы же не обезьянки в цирке, так невозможно жить три месяца!» — объясняла я Дмитрию Костюку, который всегда сопровождал группу в поездках. Но убедить его было невозможно. Я решила по возвращении поговорить с Меладзе о том, чтобы из группы меня отпустили.

— И возник конфликт с продюсером?

— С Костей никакого конфликта не было, он оказался проницательным и благородным человеком. Просто увидел, что из нашего сотрудничества ничего не выйдет. Мы приняли решение спокойно разойтись. Сейчас поддерживаем хорошие отношения. Недавно Костя подарил мне песню «Текила-любовь», которую в свое время пел Валерий Меладзе, я ее спела на его творческом вечере в Сочи и услышала в свой адрес много приятных слов.

— После того как вы расстались с группой «ВИА Гра», начали сольную карьеру?

— Почти сразу выпустила сингл. Очень скоро в моей жизни появился партнер — бизнесмен Александр Ширков. Я познакомилась с ним, еще выступая в группе. Отношения были не только деловыми. Он красиво ухаживал, был влюблен, а узнав, что с «ВИА Грой» наши дороги разошлись, предложил мне помощь. Поначалу с ним было очень комфортно. Саша говорил, что мне не стоит ни о чем беспокоиться: я должна просто петь, а он решит все мои финансовые и юридические дела. И действительно, решал… Платил мне зарплату в размере 3 % от всей прибыли. А по сути весь бизнес вела я: писала песни, набирала команду, выстраивала стратегию продвижения.

Дела мои шли все лучше, известный клипмейкер Алан Бадоев снял для меня клип на песню «Черно-белая зима», и о песне заговорили, ее начали крутить на всех радиостанциях, мне стало поступать много предложений о концертах. Гонорары росли — с $3 тысяч, которые я получала в начале сольной карьеры, сумма поднялась до $8 тысяч. Но Ширков не любил разговоров о деньгах, а мне было неудобно задавать эти вопросы.

Тревогу забила мама. Года через три после того, как Саша взял все в свои руки, мы с ней пошли в магазин покупать холодильник. Я оформила кредит, поскольку сумма покупки оказалась для меня неподъемной. Мама осторожно поинтересовалась, почему у певицы, которую знает вся страна, нет денег. И в этот момент я впервые задумалась. Попыталась поговорить об этом с Сашей, однако он считал, что я и так получаю слишком­ много: «Скажи спасибо, что я вообще тебе что-то плачу, ты же мне всем обязана!» Поняв после нашего разговора, что я уже не такая наивная дурочка, как была раньше, Саша стал в спешном порядке оформлять на свое имя все мои песни. Наши отношения зашли в тупик. «Все закончено, — объявила я Саше. — Но если ты хочешь продолжать работать дальше, давай пересмотрим условия». Он пришел в бешенство.

— Он не предпринимал никаких попыток наладить отношения?

— Иногда на него находило что-то. Желая показаться великодушным, Саша преподносил мне подарок. Например, купил «мерседес» последней модели. Правда, потом выяснилось, что «благородный» продюсер оформил на мое имя кредит, и долг за машину еще три года выплачивала я.

— Не пытались освободиться из плена?

— Пыталась, и неоднократно. Однако сделать это оказалось не так-то просто. В какой-то момент я с удивлением обнаружила, что правами на все песни, которые я написала, владеет Саша. Ладно песни! Мое имя, которое записано у меня в паспорте, является его ­собственностью! Суды шли один за одним, он подкупал всех, кто мог повлиять на решение, но в итоге справедливость восторжествовала, и имя мне вернули. Саша был в бешенстве. Посыпались угрозы, какие-то ребята с переломанными носами вызывали меня на «стрелки» (так это тогда называлось). А однажды я ехала на машине по шоссе и краем глаза заметила черный автомобиль, который поровнялся с моим. Плавно опустилось стекло, из окна высунулась мужская рука — я не сразу увидела, что в ней. А через несколько секунд раздались звуки выстрелов — слава Богу, по колесам. К таким методам запугивания я не была готова.

— В 2009 году вы выступали на «Евровидении». Саша еще был вашим продюсером?

— Когда я получила предложение выступить на европейском песенном конкурсе, Саша еще занимался моими делами — отвечал на телефонные звонки, касающиеся моих концертов. Но никаких отношений у нас уже не было. Я обрадовалась возможности погрузиться в работу с головой, мы придумали яркий и запоминающийся номер на песню «Bе My Valentine». Я долго искала танцоров, обратилась к хореографу Лене Коляденко, она дала мне своих ребят. Один из них, Андрей Царь, помог поставить представление. Я была благодарна ему и за самоотдачу, и за заботу, которой он меня окружил. Я почувствовала себя маленькой девочкой и влюбилась.

После конкурса моя карьера пошла в гору, и в этом большая заслуга людей, которые меня поддержали. Я очень благодарна Лолите Милявской, которая однажды просто позвонила мне и сказала, что я большой артист, но кое-что все-таки нужно пересмотреть и подправить. «Будешь в Москве, приезжай, поговорим», — сказала Лолита. Я заехала к ней в гости на час, а осталась на неделю. По утрам Лолита кормила меня кашей, я рассказывала ей о своих неприятностях, а она говорила: «Все пройдет, пройдет и это». Мы и сейчас дружим, и я всегда готова прийти ей на помощь.

А спустя год мне посчастливилось пообщаться с Аллой Борисовной Пугачевой: она приехала в Киев, чтобы организовать свои традиционные «Рождественские встречи», и пригласила меня в них поучаствовать. Пугачева разрабатывала каждый номер и даже костюмы артистам придумывала сама. В день репетиции я пришла на площадку в домашнем наряде — длинном трикотажном платье в пол и в косынке на голове (после душа волосы не высохли, а я спешила и прикрыла их платком). Пугачева, увидев меня, сказала, что меняет концепцию номера: отказывается от образа ангела, костюм для которого наши мастерицы по ее заказу готовили трое суток. Она хотела видеть меня именно в платье в пол и в платке. У меня был шок. Я расплакалась, сказала, что не буду участвовать в программе, и прямо с генерального прогона ­уехала домой. Но Алла Борисовна меня вернула и убедила, что так будет лучше. Только спустя несколько дней, увидев себя на экране, поняла, что Примадонна, как всегда, была права.

— Карьера шла в гору. А личная жизнь?

— После «Евровидения» мы с Андреем Царем начали встречаться и полюбили друг друга. К тому времени я была настолько вымотана скандалами с Сашей, что мне хотелось, чтобы меня просто обнимали и заботились обо мне. Появилось желание завести семью и родить ребенка в спокойствии и согласии. Я забеременела, но продолжала очень много работать: все финансовые вопросы семьи лежали на мне. Андрей трудился в моем коллективе, я была его работодателем. Он видел, как сильно я занята, но никогда не вмешивался в мои решения. А мне надо было, чтобы кто-то сказал: «Остановись, побереги себя — мы справимся!» Беременность скрывала. В клипе «Спасибо» снималась, так сказать, на сносях, в рекламе Pepsi — за две недели до родов. Как же сложно было корректировать фигуру! Ну куда девятимесячный живот спрячешь? Но мы справились.

На девятом месяце, во время сольного концерта в Питере, я споткнулась и упала прямо на сцене — от истощения и бессилия. И тогда впервые задумалась: «Что же я делаю?! Так нельзя!» Но деваться было некуда. Родив, через неделю снова вышла на сцену.

К счастью, роды прошли без осложнений. Ева появилась на свет, навсегда разделив мою жизнь на «до» и «после». Я была счастлива! Но гастроли требовали частых отлучек, а я, сумасшедшая мать, решила, что буду кормить дочку грудью, пока хватит сил. Поэтому от дальних поездок отказывалась. Сцеживалась в гримерке и отдавала бутылочку водителю, который доставлял молоко Еве. С ней сидели мама и няни, но я все равно скучала и старалась при первой возможности бежать домой, чтобы понянчить дочку. Мама видела фанатичный блеск в моих глазах, качала головой и только говорила: «Бог тебе в помощь!» Когда Еве исполнилось полгода, я весила 47 кг, под глазами были черные круги,­ меня­ ­пошатывало, сил не было никаких, я все время плакала и периодически падала в обморок.

— Отец ребенка помогал?

— Андрей нашел свой способ справляться с новой для себя ролью: занялся духовными практиками. Он уходил все глубже в себя — йога, сыроедение, медитации и постоянное: «Все будет хорошо!» С материальной поддержкой дело обстояло сложнее: он не пытался заработать денег где-то еще, я тащила на себе неподъемный груз. А Андрей цитировал философов, глядя, как я лежу без сил после третьего за день концерта. И говорил, что ему сложно начинать что-то новое. В такой ситуации чувства быстро остывают, и мы с Андреем в итоге расстались.

Моей главной помощницей в тот период была мама. А няня, которую мы нашли, когда Ева была совсем крошкой, со временем стала членом нашей семьи. Сейчас Еве пять лет. Она очень взрослая и не по годам развитая, учит немецкий и английский. Поначалу я думала, что прогресса нет, и все время говорила ее педагогу: «Учите больше новых слов!» Но оказалось, что занятия имели накопительный эффект: однажды приезжаю домой, а Ева выдает рассказ на английском — о том, как она гуляла по лесу и увидела там много разных животных. Я так и села, услышав это! И поняла, что так оно и работает: учишь чему-то ребенка, результата нет и нет, а потом вдруг он совершает такое, что ты падаешь в обморок от удивления. Помимо английского, Ева занимается музыкой, вокалом, танцами, рисованием. Кстати, пока я была беременна, стала вдруг очень много рисовать, написала порядка 20 картин. Мне даже предлагали сделать выставку, но я как-то не решилась. И оказалось, что живописью я увлеклась неспроста: Ева вдохновенно рисует. Я очень хочу, чтобы она стала человеком мира, чтобы у нее было как можно больше возможностей.

— Успеваете с ней заниматься?

— Стараюсь подстроить наши графики. В сад она ходит не с самого утра, потому что по утрам я обычно бываю дома и хочу с ней хоть немного пообщаться, а работаю по ночам, когда она спит. Вижу, что Ева все больше нуждается в сверстниках, и стараюсь ей это общение дать сполна. Часто беру ее с собой в поездки. Она очень самостоятельный ребенок, не капризна, ведет себя как взрослая, у нее блестящее чувство юмора.

— Как вы воспитываете дочку?

— Разумеется, много говорю с ней. Если она неправа и не хочет слушать мои аргументы, сказанные спокойным голосом, говорю более жестким тоном и чуть громче, чем обычно. Ева — девочка с характером. Иногда пытается настоять на своем, а если не выходит, закрывается в комнате и сидит там одна. Но я в такие моменты запрещаю маме или няне бежать к ней и успокаивать. Пусть подумает, выйдет и попросит прощения. Обычно потом Ева подходит ко мне, обнимает и говорит: «Мама, я осознала, что была неправа. Ничего подобного больше не повторится». Я даю ей много любви, но считаю, что строгость в воспитании тоже важна. В куклы Ева практически не играет, ей нравятся пазлы, электрические машинки, вертолетики с дистанционным управлением. Ева любит играть с мальчишками — совсем как я когда-то.

У меня чудесная дочь, которой я горжусь, потрясающая семья, интересная работа. Мне есть куда расти. Я наконец-то выпускаю долгожданный альбом «H2LO», еду в большой тур по Германии, России и Америке. А 31 марта даю первый большой сольный концерт в Москве. Все идет своим чередом, и я очень довольна тем, что имею сегодня.