Все считают меня серьезной – вот я шучу, а вы не распознаете. Но тут есть доля правды: я люблю пижамы, это для меня самая естественная одежда. Поэтому мы с дизайнером Карен Фоулер разработали свою линию пижам для продажи их в пользу жертв насилия в Конго, а я стала лицом марки. Это была искренняя идея.
Помогать кому-то через то, что ты действительно любишь, – это сообщает чистоту действию. А если без пижам, то... теперь я думаю, что плыть по течению – довольно печальное занятие. Теперь я думаю: я была унылым одиноким подростком в школе, потому что никак не стремилась проявить себя.
Р. Р.: Я страдала дислексией, с трудом училась, не обладала бойцовскими качествами, не рвалась в чирлидеры. Это все не способствует принятию тебя в иерархических сообществах, каким является школа. Потом меня подцепила модная индустрия – усилиями мамы, конечно. Она была одним из пионеров продажи косметики Mary Kay и гением общения, ведь вся стратегия этой компании строится на продажах «из рук в руки». Моя мама – вот кто боец!
Родители разошлись, когда мне было два года. Помню, как папа плакал, когда мама посадила нас с братом в машину. Плакал, провожая нас… Через 13 лет я в разговоре с мамой вспомнила этот эпизод, а она очень удивилась. Она не помнит слез и вообще все помнит иначе: как решительное освобождение, уход от прошлого. Она помнит, что мы попрощались и уехали. Не знаю. Может, это детское сознание приписало отцу слезы, мои на самом деле слезы…
Я лучше понимаю человека, когда нахожу его «прообраз» в животном мире. И к каждой роли я нахожу «ключ» в виде животного
А мама деятельна и решительна и не разменивается на тормозящие эмоции. Она потрясающе добра и открыта, всегда была. Но не дает себя затормозить. Но хотя спустя шесть лет родители вновь соединились, а с папой я общалась всегда, во мне осталось это: я ничего не могу поделать, отец стоит у дороги, а я удаляюсь в маминой машине… Может, поэтому на долгие годы я и усвоила этот примирительный тон в жизни? Не знаю.
Но вы стали моделью, а это сверхсоревновательная сфера…
Р. Р.: Это правда. Но сначала я оказалась в какой-то искусственной выгородке: в 14 лет получила контракт в Японии. Мама отвезла меня туда. Меня должен был опекать старший брат Ричард – он там начинал карьеру фотографа. Но ему было не до меня, я оказалась предоставлена самой себе. И столько узнала о жизни – совсем не похожей на нашу! Проводила часы в зоопарке. У меня с тех пор эта привычка – я лучше понимаю человека (или мне кажется, что понимаю), когда нахожу его «прообраз» в животном мире. И к каждой роли я нахожу «ключ» в виде животного.
Моя любимая ваша роль – в «Она так прекрасна» Ника Кассаветиса. Морин что за животное?
Р. Р.: Сурикат. Она только выглядит как кошка, с этой ее плавностью и мягкостью – спинкой о вашу ногу. Но ее интересует теплая норка и теплое солнце. Она не виновата, она просто не может без тепла. Но она все время тянет головку, чтобы увидеть, что там на горизонте. Правда, ее горизонт довольно близко.
А Клер Андервуд?
Р. Р.: Я долго думала… Белоголовый орел. Царственный и статуарный. Он парит над мелкими тварями. Они – его добыча. Но у него есть крылья, мощные крылья. Он выше всех – и мелких тварей, и более крупных хищников.
А как вы дальше плыли по течению?
Р. Р.: Потом был контракт в Париже. Целый год в Европе для того, кто вырос в глянцевом, но провинциальном Сан-Диего, – это революция. Передо мной открылся мир. У меня появилось много вопросов к себе. Я стала оценивать себя как человека, а не как функцию – хороша ли я на картинках, достаточно ли дисциплинированна для «большого подиума» и правда ли моя грудь так мала, как кричал гримеру на съемке один известный фотограф: «Да сделайте же что-нибудь, если мне подсунули плоскогрудую модель!»
Я начала анализировать себя и была собой недовольна. Но не догадывалась, что это недовольство ведет к куда большему эгоизму, чем самоудовлетворенность. Потом «Санта-Барбара» – жизнь по графику, в постоянном напряжении. А потом – любовь, семья, дети. Мой первый брак с коллегой по «Санта-Барбаре» был браком боевых товарищей: сплошная вечеринка, и кончилась она быстро.
А вот с Шоном все было изначально серьезно. И думалось, что навсегда. Да так и случилось: 20 лет отношений – для меня это синоним «всегда». Дилан родилась, когда мне было 24. Теперь я знаю, что это рано, очень рано, ненужно рано. Мое развитие будто прекратилось.
Но как новые отношения, материнство могли прекратить развитие? Принято считать, что это катализаторы взросления!
Р. Р.: Но я не успела узнать себя! И следующие полтора десятилетия я растила детей, я не была всецело собой, я была матерью. Большую часть сознательной жизни! Я только недавно начала узнавать, кто я.
Но ради детей вы круто изменили жизнь. Разве решительность не признак зрелой личности?
Р. Р.: Вот тогда обстоятельства и начали всерьез бороться со мной. Ну представьте: я отказываюсь от ролей в течение учебного года, но соглашаюсь сниматься на каникулах. И там: «Ну, сходите еще раз в зоопарк, а вечером мы пойдем вместе есть мороженое». То есть: дорогие дети, еще раз выйдите, пожалуйста, из моей жизни, а потом можете вернуться. Понимаете? Профессия разлучала меня с детьми. Пришлось поставить этому преграду.
Дети, выросшие под постоянным присмотром, теперь устраивают мать?
Р. Р.: Я совершила личное материнское открытие: единственный способ заставить детей тебя слушать – это предоставить им максимальную независимость. И совершила я это открытие вовремя – как раз перед вступлением Дилан и Хоппера (между ними полтора года разницы) в деликатный подростковый возраст. Дилан – очень самостоятельный человек, она в 16 лет начала принимать зрелые профессиональные решения и моделью стала не по инерции, а осмысленно – чтобы увидеть мир не глазами дочки богатых родителей, а глазами активного участника.
Мой первый брак с коллегой по «Санта-Барбаре» был браком боевых товарищей: сплошная вечеринка, и кончилась она быстро
А вот Хоппер оказался жутко рисковым парнем. В 14 лет он пытался выполнить на скейтборде трюк такой сложности, что чуть не погиб. Внутричерепное кровотечение и все прочее. Шон, пока шла операция, всю свою жизнь переоценил. Я просто чуть не умерла. Ничего, пережили… Побочный эффект детской самостоятельности. Но оно того стоит.
А развод? Это был знак взросления – после 20 лет брака?
Р. Р.: Вовсе нет, я бы его так не трактовала. Наоборот – я изо всех сил пыталась сохранить статус-кво. Мы мирились, соединялись, потом опять разъезжались. И так три года. Я боялась изменить жизнь, потому что… Было ясно – в новой жизни, после Шона, обязана будет появиться новая я.
И она появилась?
Р. Р.: Она появилась, когда я осознала себя. Однажды я проснулась и поняла: волноваться не о чем. Я кое-что сделала в жизни, кое-что пережила и все волновалась, хороша ли я, какова я как актриса, как мать, как жена. А волноваться было глупо – надо было просто жить. Я поняла, что волноваться не о чем, не потому что дети стали взрослыми, а мой брак закончился – в конце концов, брак прекрасная крепость, но сколько можно жить за укреплениями! Нет, я поняла, что можно не волноваться, потому что опыт того, что уже пережито, говорит: живи, ты ведь можешь просто жить.
И тогда появился и новый мужчина. Вас не смутила разница в возрасте в 15 лет?
Р. Р.: Конечно, не смутила. Какое это имеет значение, когда ты наконец живешь полной жизнью, читаешь так много, как никогда не читала, и чувствуешь так много, и смеешься! Черт, да ведь Бен Фостер был первым мужчиной, который пригласил меня на свидание!
То есть?
Р. Р.: То есть раньше меня на свидание никто никогда не приглашал. Я же была замужем всю жизнь! И до того меня никто на свидание не приглашал. Тем более что и свидание было замечательным – это были поэтические чтения. Во всех отношениях новый опыт.
И все-таки вы расстались…
Р. Р.: Я работаю в проекте, который занимается защитой женщин от насилия, и много времени провожу в Африке. Там я усвоила африканский взгляд на вещи: каждый следующий день – новый. И он уже начался: как режиссер я сделала несколько серий в «Карточном домике» и планирую стать режиссером окончательно. Слушайте, мы же не знаем, что случится в следующие пять минут, так что же страдать по уже случившемуся? Завтра будет новый день.
Бэтмен и Робин
Сейчас Робин Райт завершает работу над «Чудо-женщиной» Патти Дженкинс, своего рода феминистским «Бэтменом». Фильм из самых ожидаемых – ведь он основан на комиксе DC Comics, представляет собой четвертую часть киноэпоса «Расширенная вселенная DC» (после «Отряда самоубийц») и рассказывает о принцессе амазонок, покинувшей родной остров, чтобы познать мир и… стать главной из его супергероинь. У Робин Райт тут роль Антиопы, генерала амазонок. Что вполне рифмуется с ее сегодняшней борьбой за равные права голливудок. В прокат фильм выйдет нескоро – 1 июня 2017 года.
0
119.00
