«Самый романтичный герой современности» актер Райан Гослинг совсем не так прост, как может показаться на первый взгляд. Фильмы выбирает придирчиво, исходя из своих собственных (весьма своеобразных) предпочтений. Верит в привидений, вещие сны, любит фокусников и одиночество, играет в музыкальной группе и с нетерпением ждет... старости. Впрочем, от меланхолии отлично отвлекают дети. Не так давно Райан снова стал отцом.
— У нас были сложности, как и у любой нормальной пары. У нас разный темперамент, разные представления о свободе, но это все неважно вообще. Я знаю, что Ева – это тот человек, с которым я должен быть. В женщине я ищу очень простых вещей – чтобы она была Евой Мендес. Вот и все. Она любовь всей моей жизни. Она подарила мне дочь, а теперь – и еще одну. Еще одна малышка в моей жизни! Я вырос с очень сильными женщинами, и сейчас их количество растет в геометрической прогрессии.
— Ну, знаете, все оказалось довольно… предсказуемо. Скажем так: этот процесс – далеко не ракетостроение. Вся наша с Евой жизнь начала вертеться вокруг дочек, и ради них мы готовы на все. Хотя, конечно, мне было очень сложно смириться с музыкальными предпочтениями Эсмеральды (двухлетняя дочь Райана и Евы Мендес. – Прим. авт.) Она одержима парнями из группы Hanson. В прошедшее Рождество я думал, что вздернусь от этих звуков. А в остальном отцовство – это невероятное счастье, ну вы же в курсе, что все так говорят. Так оно и есть! Моя дочка – дочки! – очень приятные в общении, не то что я. Я был сумасшедшим ребенком.
— Начнем с того, что я мечтал о работе. То есть буквально хотел зарабатывать деньги вместо того, чтобы играть со сверстниками. Да и общество детей меня не очень вдохновляло. У меня не было ни одного друга, и я всегда был для ровесников странным парнем. После просмотра фильма «Рэмбо» надел в школу пояс, куда заткнул несколько ножей для мяса. На перемене начал кидать их в одного парня – вовсе не хотел его убить, но продолжал существовать в том мире, который нарисовало мне кино. А после увиденного в кинотеатре «Рокки» я напал на какого-то прохожего мальчика, который мне, кстати, неплохо наподдал. Просто в тот момент я был уверен, что могу неплохо боксировать.
— Часто путаете фантазии и реальность?
— Ожившие фантазии, которые разбиваются о реальность, – возможность как следует изучить мир. Подростком я постоянно крутился в парках развлечений, подрабатывал там. Все эти ростовые куклы – Микки-Маусы в очереди за кофе, пираты с сотовыми телефонами, обедающие призраки… Чудесно! Диснейленд – как воплощение мечты, оживший сон, как будто Уолту Диснею все это привиделось – и он воплотил это в реальность. Я хотел бы стать таким человеком.
— Верите в сны?
— Конечно! Особенно в страшные. Как будто они пророчат мне, что за все мое существование придется платить. Разве у вас не складывается ощущение, что мы все живем в чьем-то сне, иногда хорошем, иногда плохом? Знаете, я не очень люблю интервью, потому что мне задают вопросы, на которые у меня нет ответов.
— Например?
— Например, почему я стал актером. Я не очень понимаю, почему я делаю это. Съемки в кино неразрывно связаны с огромным количеством вещей, которые я просто ненавижу. И все же я должен это делать. Просто не могу остановиться. Не понимаю, почему живу такой жизнью, почему ношу эти нарядные костюмы… Впрочем, не слушайте меня: очень часто бывает, что на меня находит меланхолия.
— А в самом себе? Вы уверены в самом себе?
— Не всегда. В этом смысле помогает участие в больших голливудских проектах – знаете, таких, где все герои очень однозначные. Плохой – значит, прямо-таки негодяй. Ну а хороший – весь из себя положительный, сильный, уверенный. Так что, когда меня мучают сомнения в собственных силах, нет лучшего средства, чем сыграть суперпарня в каком-нибудь блокбастере. Ну а когда самооценка приходит в норму, я вновь стремлюсь в независимое кино. Только там персонажи почти реальны – в постоянном поиске и сомнениях. И они похожи на меня, наверное. Дело в том, что я не настолько хороший актер, чтобы постоянно перевоплощаться. Все те, кого я сыграл, – они и есть я, на самом деле. Многие мои коллеги очень против, чтобы их отождествляли с их героями, но что касается меня – пожалуйста, сравнивайте, в каждом персонаже вы видите часть настоящего меня.
— Райан, скажите, а как вышло, что после своего триумфа в «Дневнике памяти» вы прекратили съемки и на какое-то время ушли из профессии?
— Кино, кинематограф – я имею в виду не только актерство, а весь этот мир фильмов – это мой фетиш, моя любовь. Но это не настоящая работа, правда ведь? У меня никогда не было настоящей работы. Поэтому после успеха «Дневника памяти», когда все наперебой стали назвать меня главным романтическим героем современности, мне было настолько неловко, что я решил пойти продавать сэндвичи в одну из закусочных Лос-Анджелеса. А посмотрите на людей здесь! У тех, кто живет в Голливуде, есть одна общая проблема: здесь вообще никто не работает. Они ходят в спа-салоны, на йогу, на ланчи… Конечно, любому здоровому человеку этого мало – и тогда эти люди принимаются за наркотики. Знаете… вам не кажется, что если бы у них на заднем дворе лежала куча тяжелых камней, и каждый день они бы перетаскивали их с места на место, то были бы гораздо – гораздо! – счастливее?
— То есть вы трудоголик?
— Совсем нет. Но я постоянно нахожу себе какие-то занятия – иначе голова идет кругом, я начинаю копаться в себе, искать какие-то недостатки… Сейчас-то, конечно, проблем с тем, чтобы занять себя, у меня нет. Дети прекрасно отвлекают от грустных мыслей о тщетности бытия. Хотелось бы, чтобы они подольше не вырастали. Ну и Ева, естественно, очень помогает.
— Райан, вы сознательно не оформляете свои отношения? И могут ли ваши поклонники рассчитывать на свадьбу сейчас, после рождения второго ребенка?
— На этот вопрос когда-то ответила сама Ева. Она сказала, что если между людьми есть главное – любовь, – остальное просто формальность. Поклонники и вся неравнодушная к нашей паре публика, желающая, чтобы я поскорее надел на палец своей возлюбленной кольцо, – еще не повод это делать. Мы не нуждаемся в документе, который бы подтвердил наши чувства. В этом подходе я беру пример со своего пса, старины Джорджа. С ним у меня самые длительные отношения, около четырнадцати лет. Он может «гульнуть» от меня к соседке – миссис Дикинсон. Ничего удивительного: она скармливает ему прекрасные стейки! Но от того, что он на пару дней отлучился, его любовь ко мне не уменьшается. Он возвращается ко мне, и мы все еще вместе.
— Вы в этой профессии с семнадцати лет – то есть почти два десятилетия. И до сих пор остаетесь для своих фанатов загадкой. На премьеры ходите редко, даже награды игнорируете. Не любите внимание к себе?
— Люди видят меня в фильмах – и мне кажется, этого вполне достаточно. Серьезно, не хотелось бы вам быстро надоесть. Тем более что я и самого себя уже порядком достал. А что же касается моего выбора – как я уже говорил, не очень понимаю, как это произошло. Актером я быть не хотел совершенно точно, и при этом мир кинематографа меня завораживал. И как я стал знаменитым, тоже не очень понял. Слава пришла ко мне внезапно, неясно, откуда она появилась. Знаете, сразу вспоминается, как бабушка моего приятеля готовила лобстера. Она бросала его живого в водку. Тот пьянел – и тогда уж его начинали варить на медленном огне. Лобстер так и не понимал, как появлялась его смерть. Вот и моя слава – такая же нежданная. Невозможно разобрать, что произошло и откуда она пришла.
— И какой самый неожиданный подарок преподнесла вам внезапная слава?
— Постоянное, регулярное сравнение с Райаном Рейнолдсом. Он тоже канадец и, как вы могли заметить, тоже Райан. Тоже актер, к тому же мы с ним похожи внешне. Сколько же раз ко мне подходили, задавали вопрос: «Вы Райан?» – и, получая утвердительный ответ, начинали фотографироваться со мной. И лишь в процессе до людей доходило, что я Райан, да не тот.
— Наверное, новая волна сравнений началась сейчас, после съемок в «Игре на понижение»? (Для роли в картине блондину Гослингу пришлось перекраситься в жгучего брюнета. – Прим. авт.)
— Выгляжу я в таком виде жутковато, как мне кажется. Режиссер Адам Маккей прислал сценарий и пообещал, что сделает мне объемную афроприческу. Конечно, я согласился, предвкушая, как очередной поклонник Рейнолдса нападет на меня в каком-нибудь переулке. Но прическа – не самое страшное. Для одной из ролей мне пришлось… как это сказать? Изучать мужественность. Дело в том, что я вырос в семье, где меня окружали только девочки (родители Гослинга развелись, когда Райан был совсем юным. – Прим. авт.) Я круглыми сутками читал мужские журналы, а там сплошное «должен», «нужно». Какие упражнения надо делать, как говорить, как поднимать бровь и ухмыляться, чтобы стать настоящим мужчиной. Я, конечно, далеко не эксперт в этих вопросах, но все же никакой журнал не сможет научить нас быть настоящими. Никто и ничто, кроме женщины. Мы изучаем их потребности и желания – и только так становимся мужчинами.
— О том, как вы выбираете картины для работы, ходят чуть ли не легенды. Вроде как вас совершенно не волнует прибыль фильма, его будущий успех. Тогда что же является критерием отбора?
— В некоторые фильмы я ломлюсь, чтобы поработать с определенными актерами. Так было с триллером «Охотники на гангстеров» – очень хотелось быть на одной площадке с Шоном Пенном. Ну а в результате у нас с ним не случилось ни одной совместной сцены, а Пенна я отловил в его трейлере в перерывах между дублями. Вообще выбор сценария – как выбор песни. Бывает так, что слышишь мелодию – и ноги сами пускаются в пляс. Ты просто не можешь прекратить танцевать! С выбором картины – так же. Видишь сценарий и понимаешь, что это твое. Что ты просто не можешь не танцевать. (Смеется.) Кстати, к вашему сведению: вопрос про то, как я выбираю фильмы, входит в десятку самых отвратительных.
— А какие вопросы вам нравятся?
— Люблю порассуждать о волшебстве. Вы верите в волшебство? Я вот – да. Еще люблю рассказать о том, какой я на самом деле опасный парень.
— Вы о своем лихом детстве с киданием ножами в одноклассников?
— Почти. (Смеется.) На самом деле – нет. Я о своей любви к экстремальным видам спорта и русскому балету. Спорим, вы не знали, что я занимаюсь балетом? И никакого зала не нужно, потому что эти тренировки – сущий ад и кошмар. Как русские женщины-балерины выдерживают такое физическое напряжение?..
— Говорят, что помимо балета вы увлечены и боксом. Есть успехи?
— Регулярно дерусь. Примерно раз в неделю, где-то так. Это, кстати, помогает мне оставаться в реальности, не заигрываться в кино. Как вы поняли, я люблю… ммм… когда в кадре все по-настоящему. Никаких красивых прилизанных историй без крови и пота. Когда герои настоящие, бьются до смерти по-настоящему. В общем, в насилии есть что-то привлекательное.
— Как же мальчик, воспитанный женщинами, нашел насилие привлекательным?
— Я уже рассказывал, что часто путал кино и жизнь, и картины типа «Рэмбо» ого-го как влияли на меня. Наверное, поэтому мы неплохо сошлись с режиссером фильма «Драйв» Николасом Рефном. У него была примерно та же ситуация в семье, и он так же сбегал с уроков на всякие «неподходящие», по мнению мамы, фильмы типа «Техасской резни бензопилой». И так же, как меня, его лупили по попе и заставляли смотреть библейские фильмы. Видимо, нам обоим такое воспитание не очень помогло.
— Вы, пожалуй, главный друг всех режиссеров, у которых снимались. Это из-за покладистого нрава или есть другие секреты?
— Ха! (Смеется.) Это все потому, что они чуют во мне «своего». Я увлекаюсь режиссурой, пытаюсь снимать фильмы. Выходит пока не очень здорово.
— Вообще, «не очень здорово» – странное определение для фильма «Как поймать монстра», который демонстрировался на Каннском фестивале и получил две номинации.
— Я далеко не скромник, просто это та оценка, которую я сейчас могу дать своим творениям. Например, после картины «Как поймать монстра» я принялся писать комедию, но вышло так нелепо, что даже самому не было смешно. Но это вообще не повод останавливаться. Я крайне увлечен тем, что делаю, и возбужден делать это – самостоятельно создавать кинополотно. Пускай «лоскуты», вышедшие под моим авторством, нельзя назвать шедеврами – но они тоже влияют на индустрию.
— Райан, вы уже не впервые делаете перерывы, уходите в режиссуру, перестаете сниматься – и раз от раза эти перерывы все длиннее и длиннее. Это что, момент истины? Вы планируете уходить из актерской профессии?
— Конечно, я планирую это сделать. Буду очень удивлен, если через десять лет обнаружу сам себя на съемочной площадке. Сколько раз ты можешь перевоплотиться – десять, двадцать, тридцать, сколько?.. Есть марафонцы, долгожители от кино, которые не перегорают, не стареют, умеют видеть себя со стороны. Я же уже сейчас потерял связь с самим с собой. Плюс мыслящему человеку просто необходимо делать паузы, выдыхать и пытаться оценить, что ты представляешь из себя на данный момент. Скажу правду: мне бы хотелось в самое ближайшее время найти какой-то иной способ самовыражения. Быть актером до старости странно.
— Ну, вам же пока только тридцать пять. О старости речи не идет…
— И жаль! Я жду не дождусь своей старости. У меня куча татуировок, а вы же знаете, как круто выглядят старики в наколках.
— Что означают ваши татуировки?
— Две я сделал в честь мамы и сестры. Как вы поняли, я очень близок с женщинами своей семьи, даже иногда думаю как они, и уж точно мои родные помогли мне понимать противоположный пол. Есть сердце со стрелой в крови – в конце концов, меня же называют главным романтиком? Еще есть оборотень, вервольф. Эта татуировка связана с важным для меня сном, который постоянно повторяется. Я вижу перепачканного кровью волка, который поедает быка. Волк уже не может пожирать свою жертву и останавливается на передышку, а бык еще жив. Ужасно, правда? И самое ужасное, что я понимаю их обоих. Очередная важная татуировка для меня – мальчик под деревом желаний (так называемое Giving Tree, под которым загадавшие желания ловят его плоды. – Прим. авт.). Она связана с детской сказкой о человеке, который ненасытно просит и просит у дерева все больше и больше, и дерево ни в чем ему не отказывает. И человек все пользуется добротой растения, пока от него не остается лишь высохший пень. Заставляется задуматься, не правда ли?
— Вы говорите, что иногда думаете как женщина. Например?
— Сейчас довольно сложно вспомнить что-то конкретное, просто я четко осознаю, что понимаю прекрасный пол куда лучше большинства мужчин. Наверное, дело в том, что меня научили слушать и слышать женщин. И мне нравится ход мыслей некоторых из них, нравятся их сострадание и мягкость, воля и красота. Вообще я очень, очень люблю женщин. Так говорят многие мужчины, но, вы понимаете, я не совсем о тех причинах, по которым женщин любят многие… И еще мне нравится вязание! Вы когда-нибудь встречали мужчину, который бы признавался в таких делах? На самом деле на вязание меня подсадили коллеги по съемкам в фильме «Ларс и настоящая девушка». Помните сцену, где я нахожусь в комнате, переполненной вязальщицами? Мы довольно продолжительное время снимали ее, и эти умелицы показали, как надо вязать. Скажу однозначно: более спокойного и приятного дня в моей жизни не было. Пожалуй, я включил бы вязание в список обязательных утренних дел.
— Вы довольно закрытый человек, и во время интервью создается ощущение, что вы постоянно отшучиваетесь, веселитесь, не пуская посторонних на свою территорию…
— Мне просто не очень хочется потерять все то, что я имею. Именно сейчас мне кажется, что я обрел свой собственный дом, настоящий. Понимаю своего пса, которого когда-то взял из приюта. Он, наверное, был так же ошарашен и счастлив. Собственная постель, собственная жена. Дети! Семейная жизнь! Это очень, очень круто. И, скорее всего, пришло время говорить кино «пока!». Мой личный дом, моя пристань теперь на первом месте. Никаких исключений не будет.
— Вообще создается некоторое ощущение, будто вы не очень любите – или не очень им доверяете? – людей.
— Не совсем так. Просто я с трудом очаровываюсь. Один хороший поступок не сделает никого хорошим человеком. Говорят: «Верьте делам». Так вот, я и делам не верю, предпочитаю доверять времени – оно показывает, кто перед тобой на самом деле.
— У вас было довольно неоднозначное, можно сказать трудное детство. Сейчас, когда вы – отец двоих детей, можете сказать, что для самое лучшее во взрослой жизни?
— Самое волнительное и прекрасное, что может делать взрослый человек – без ограничения покупать и поедать сладости. Когда только захочется, в любых количествах.