В годы холодной войны западная музыка руководством СССР считалась чуждой и вредной. Тем не менее в стране хватало тех, кто этой музыкой интересовался, знал ее и любил. Это привело не только к появлению черного рынка, на котором за бешеные деньги продавались иностранные пластинки, но и породило такой специфический феномен, как музыкальное импортозамещение. Поклонники рока и прочих западных музыкальных течений создавали группы, переносившие модные за рубежом тенденции на советскую почву. Как жилось меломанам в период существования железного занавеса, вспоминает «Профиль».
Фирма «Мелодия», монополист на советском рынке, иногда выпускала записи популярных западных музыкантов. Но делала она это довольно своеобразно. Во-первых, с большим запозданием, лет так на 5–10, во-вторых, как правило, в виде миньонов – небольших дисков, на которых помещались три-четыре одобренные цензорами песни, в-третьих, порой не указывая довольно существенную деталь – имени исполнителя. На этикетке печаталось словосочетание «Вокально-инструментальный ансамбль», но более-менее подкованный слушатель мог определить содержание по названию песен. Если написано «Девушка» или «Вчера», значит, это The Beatles. Еще была ценная подсказка для тех, кто не опознал названия, но ищет чего-то зарубежного, – «на английском языке».
Постепенно боязнь назвать по имени западных рок-музыкантов сходила на нет и «анонимных» пластинок становилось все меньше. Выпускались не только The Beatles, но и The Rolling Stones, Creedence Clearwater Revival, Том Джонс. При этом ни правообладатели, ни сами артисты не знали, что их диски выходят в Советском Союзе. Это было пиратство в государственных масштабах.
В 1978-м случилось удивительное: «Мелодия» официально, согласовав все с музыкантами, выпустила большую пластинку модной немецкой диско-группы Boney M, а через несколько месяцев и сама команда приехала в СССР на гастроли. В следующем году за железный занавес просочился англичанин Элтон Джон: сначала концерты, а потом и диск-гигант «Поет Элтон Джон» (1980). Эти неожиданно актуальные события оказались исключением в традиционной культурной политике страны, чем-то вроде исторического курьеза, и в следующий раз большие западные звезды попали в СССР уже на волне перестройки.
Выходили в Союзе порой и пластинки исполнителей, не очень известных на Западе, но по каким-то причинам одобренных советской цензурой. Например, альбом Грега Бонэма и вокального дуэта Lips, артистов из Австралии.
Пленки и кости
Тем, кто не был готов ждать запоздалой и непредсказуемой милости от «Мелодии», приходилось либо доставать западный «винил» на черном рынке, либо – при наличии магнитофона (бобинного, в поздние годы – кассетного) – переписывать иностранную музыку с пластинок на пленку или же получать копию альбома, скопированного с пленки на пленку (качество такой записи было обратно пропорционально количеству переписываний).
В городах страны были салоны, где можно было записать и тут же изготовить «звуковое письмо» – небольшую тонкую пластинку. Подобным образом, часто на трофейных немецких станках, размножали первые рок-н-ролльные песни. Запись получалась не очень качественная, и помещалась на такую пластинку только одна песня. В качестве материала использовали не винил, а рентгеновские пленки, которые можно было достать в больницах. Часто диск украшал фрагмент снимка чьих-нибудь ребер или иных элементов скелета. Отсюда пошло название этого вида звукового носителя – «на костях».
Бобины и кассеты
Существовали и подпольные студии звукозаписи со своими обширными каталогами – от классики рока и блатной песни до итальянской эстрады и полуофициальных юмористов вроде Жванецкого.
Как и со многим другим в СССР, важную роль здесь играли связи: у конкретного дельца нужной записи могло и не быть, но через цепочку знакомых она добывалась. Не редкостью была и путаница: на кассету записывали совсем не того исполнителя, чье имя значилось на коробке. Например, на месте группы T.Rex мог оказаться сольный альбом Кена Хенсли, и если слушатель плохо знал стиль T.Rex, он не понимал, что произошла ошибка, и годами пребывал в уверенности, что слушает именно эту группу, а не клавишника Uriah Heep. Чем эрудированнее был меломан, тем, конечно, меньше была вероятность ошибки.
Встречались и безымянные «катушки», и кассеты с записями неопознанных исполнителей. Идентифицировать музыканта в эпоху, когда не было ни интернета, ни тем более приложения Shazam, подчас не представлялось возможным.
Кроме того, обычно в студиях звукозаписи после известного альбома, если оставалась пленка, дописывался какой-либо бонус на пять–десять минут, и это тоже бывали загадочные группы, опознать которые удавалось не всегда. Таким образом, погружаясь в чарующий и полузапретный мир зарубежной музыки, меломан регулярно сталкивался с сюрпризами и загадками, разгадать которые удавалось не сразу, а то и вовсе никогда.
Легальные студии звукозаписи стали потихоньку появляться лишь к началу 1980-х.
Месячная зарплата за «винил»
Продавцы и покупатели иностранных пластинок собирались на определенных точках («толчках») неподалеку от государственных магазинов или в окраинных микрорайонах. Цены на иностранные пластинки на черном рынке зависели от спроса и актуальности, имени артиста и категории пластинки. В любом случае они во много раз превышали 2 рубля 50 копеек и 3 рубля 50 копеек – стандартную цену дисков в государственных магазинах.
Например, в Москве 40 рублей можно было отдать за The Beatles, а за двойной альбом The Wall группы Pink Floyd в Новосибирске или Свердловске могли попросить и все 200 (хорошую месячную зарплату) – на цену влияли удаленность от торговых путей и насыщенность местного черного рынка.
«Винил» американского и британского производства ценился больше всего, затем шли итальянские или французские диски, еще дешевле – пластинки, печатавшиеся в Индии, а самыми доступными были «демократы» – то есть произведенные в странах Восточного блока. Переписать альбом на пленку было дешевле: за копию обычно брали три–пять рублей.
У неопытного покупателя был риск нарваться на мошенника, который мог подсунуть ему «туфту». Например, царапанные пластинки покрывались гуталином, чтобы скрыть дефекты, и в таком виде продавались на «толчках». А авангардный музыкант Александр Лебедев-Фронтов вспоминал, что однажды, купив Beatles «на костях», вместо песен этой группы услышал радиочастотный шум и отборнейший русский мат.
В кругу филофонистов
Милиция регулярно разгоняла пластиночные «толчки». Особо активным бизнесменам грозила тюрьма, но обычно задержанные филофонисты рисковали неприятностями по месту работы или учебы. Если милиционер попадался добрый, он мог и вернуть пластинки после составления объяснительной записки. О подобных случаях рассказывал российский музыкальный издатель Олег Коврига.
Среди торговцев были как меломаны, так и циничные фарцовщики, которых волновали только коммерческие, а не эстетические достоинства товара. Хотя, чтобы лучше понимать конъюнктуру, многие из них становились настоящими знатоками модных тенденций в музыке.
Мало кто мог себе позволить собрать фонотеку из сотни дисков, каждый из которых стоил по 50–70 рублей. Как правило, музыкальный кругозор расширялся за счет обмена: насладившись фирменным «винилом» и переписав его на пленку, человек мог обменять его на какой-то другой или (если диск был ценным) сразу на несколько. А можно было одолжить пластинку на один вечер – например, если меломан ждал гостей.
Запретная музыкальная продукция попадала в СССР по разным полулегальным каналам: через дипломатов, моряков, ездивших в зарубежные командировки чиновников, ученых и деятелей культуры. «Демократов» чаще всего привозили счастливые туристы, побывавшие в Чехословакии, Югославии или ГДР.
Дискотека приглашает
Зарубежные песни можно было послушать и на дискотеках – до андроповских гонений идеологический контроль над такими мероприятиями был не слишком строгим. Советская дискотека могла представлять собой как обычную вечеринку с популярными в народе хитами, так и просветительскую акцию – прослушивание музыки сопровождалось лекцией.
На дискотеках (а также в ресторанах, кафе) звучала и живая музыка. Сейчас эти группы назвали бы кавер-бэндами, то есть ансамблями, играющими чужой репертуар. Важное отличие в том, что сегодня кавер-бэнды стараются привнести в известные песни что-то от себя, но в те времена (1960–1970-е) вольное обращение с материалом считалось крамолой. Высшим достижением было «снять», то есть скопировать оригинал один в один или, как это называлось, «в ноль». Чем ближе к оригиналу, тем выше был авторитет группы или музыканта.
Русский рок
С таких позиций первые русские рокеры, пытавшиеся делать что-то самобытное, порой воспринимались иронично, как своего рода ВИА, только из андеграунда.
Тем не менее уже во второй половине 1960-х начались попытки петь рок на русском языке. Их предпринимали группы «Мифы», «Аргонавты», «Санкт-Петербург», «Большой железный колокол». Ранняя русская рок-лирика звучала довольно беспомощно, что лишь укрепляло распространенное в те годы мнение: наш язык не подходит для рок-н-ролла. Но благодаря таким группам, как «Аквариум» и «Машина времени», русский рок к началу 1980-х оформился во вполне самостоятельное и оригинальное движение. Пусть даже его деятели часто копировали западных артистов, но в силу таланта им удавалось превратить заимствование в полноценное произведение искусства. Это напоминало то, как Пушкин превращал английскую или французскую поэзию в совершенно русские стихи.
Abbey Road в Доме пионеров
Неформальные группы не имели возможности выпускать пластинки на фирме «Мелодия», поэтому важной формой существования русского рока стали магнитофонные альбомы – аналог нормального западного лонгплея (LP), только на бобине, с возможностью последующей перезаписи на кассету.
У магнитоальбомов был такой же хронометраж, как и у лонгплея, – около 45 минут; как у настоящей зарубежной пластинки, у них были обложки: передняя и задняя, со списком песен и участников записи. Одним из первых создателей магнитоальбомов считается питерский затворник-мультиинструменталист Юрий Морозов – он начал делать их еще в конце 1960-х.
Расцвет музыкального самиздата пришелся на начало 1980-х, когда в одном из ленинградских домов пионеров развернул свою студию легендарный звукорежиссер Андрей Тропилло. Здесь записывались альбомы «Аквариума», «Кино», «Алисы» – значительной части классиков русского рока.
После перестройки Тропилло создал фирму «Антроп» и занялся массовым выпуском пиратского «винила». Не спрашивая разрешения у западных артистов, он тиражировал их альбомы на территории бывшего Союза. Со временем он стал использовать маленькие хитрости – например, писал название исполнителя кириллицей или делал помету «запись по трансляции [с радио]», что формально избавляло от проблем с авторскими правами.
Вокально-импортозамещающие ансамбли
Вокально-инструментальные ансамбли (ВИА) – пример подлинного импортозамещения. Они были допущены к советским средствам массовой информации, официально трудоустроены в филармониях, а их творчество являлось единственной формой современной музыки, доступной большинству жителей страны. ВИА создавали советский аналог гитарного поп-рока, в котором аутентичная мелодика народов СССР (белорусские «Песняры», украинская «Червона рута», узбекская «Ялла») сочеталась с элементами западного звука.
Существовали сотни ВИА, самыми известными среди которых были «Поющие гитары», «Голубые гитары», «Песняры», «Верасы», «Ариэль», «Веселые ребята», «Добры молодцы», «Лейся, песня», «Красные маки», «Цветы». От неформальных групп вроде «Аквариума» эти ВИА отличало то, что их тексты и музыка находились под строгим идеологическим контролем.
Репертуар коллективов отбирался художественным советом, независимо от того, писали ли участники групп песни самостоятельно или пользовались услугами профессиональных композиторов и поэтов.
Как в лучших домах Лондона
В этих жестких условиях ВИА все же пытались по мере сил и возможностей доносить до советской аудитории модные за рубежом музыкальные идеи. Как правило, участники этих коллективов имели доступ к западной музыке, хорошо ее знали и старались «протащить» в своих композициях что-то «оттуда»: гитарное соло, партию барабанов и тому подобное. Когда «Песняры» исполняли «Косил Ясь конюшину», советский чиновник слышал народную песню, а опытный меломан распознавал звуки калифорнийского психоделического рока второй половины 1960-х. Но нужно было знать меру, чтобы не попасть под запрет.
Особо продвинулась на этом поприще группа «Цветы» под управлением Стаса Намина. Даже ее название (казалось бы, совершенно невинное) было аллюзией на flower power (власть цветов) – движение хиппи. «Это была первая рок-группа, которая реально выступала на больших площадках, у них были хиты, у них была аппаратура, длинные волосы, клеша, ну всякие там гитары», – вспоминал Сергей Мазаев, лидер группы «Моральный кодекс».
С хард-роком и металлом было сложнее. Только в начале 1980-х такие ВИА, как «Земляне», начали экспериментировать с тяжелым звуком. Зато популярный в 1970-х джаз-рок и фанк звучали безобидно и вполне соответствовали любимому в СССР определению «легкая музыка». Поэтому ВИА и ансамбли другого рода (например, оркестр «Мелодия» под управлением Гараняна) могли переносить творчество группы Chicago на советскую почву почти моментально.
Слушая записи Юрия Антонова, Аллы Пугачевой, понимаешь, насколько эти артисты старались идти в ногу со временем, умело добавляя в ткань своих песен актуальные элементы «тлетворной» зарубежной музыки.
Свой Запад
Артисты из Польши, Венгрии, Чехословакии, ГДР и Югославии в глазах советских граждан были «почти западными». Испытывая меньше идеологического давления, музыканты соцлагеря были избавлены от необходимости камуфлировать западные заимствования.
Фаната рок-музыки вряд ли могли устроить такие мягкие эстрадные варианты, как Марыля Родович или Карел Готт. А вот польская группа Skaldowie производила уже серьезное впечатление, поскольку смело воспроизводила самые новые достижения англоязычного рока. Другие польские коллективы, Trubadurzy и Czerwone gitary, по звучанию были ближе к «Песнярам».
Музыканты прибалтийских республик также могли позволить себе определенные вольности из-за умеренного идеологического климата. Первая рок-группа на территории СССР возникла в 1962 году в Латвии, то есть еще до появления первого альбома The Beatles, и это были The Revengers Альфреда Андерсонса, больше известного как Пит Андерсон. В 1972-м англичане захотели пригласить советского первопроходца на знаменитое The London Rock and Roll Show на стадионе «Уэмбли» с участием Чака Берри, Литтл Ричарда и других звезд, но власти не выпустили Андерсона за границу.
Изгиб гитары
СССР производил и свои «гибсоны», «фендеры» и «ямахи» – музыкальные инструменты для желающих играть рок и поп. Они примерно так же соотносились с западными аналогами, как «жигули» и «волги» с «мерседесами» и «фордами».
Свердловская фабрика «Урал» выпускала гитары одноименной марки. Местная группа «Водопады имени Вахтанга Кикабидзе» пела о них: «Гитары фирмы «Урал» – элегантное средство самообороны», подразумевая, что инструмент скорее подходит для драки, чем для музицирования. Существует апокриф, что Брайан Ино из поездки в СССР привез в родную Англию гитару «Урал», чтобы поражать ее диким звучанием друзей-авангардистов.
Среди других легендарных марок можно вспомнить бас-гитары «Кавказ» и гитары «Аэлита», изготавливавшиеся в Ростове-на-Дону и Орджоникидзе (ныне Владикавказ), барабанные установки «Энгельс» из одноименного города и гитары «Элгава» Московской экспериментальной фабрики музыкальных инструментов.
Однако «Урал» и им подобное покупали в основном начинающие музыканты, школьные группы и участники кружков самодеятельности. Профессиональные артисты предпочитали западные инструменты, которые доставали за бешеные деньги, или хотя бы продукцию чешской фирмы Jolana или Musima из ГДР.
В переводе на русский
Импортозамещение шло и путем создания русскоязычных версий западных песен. В советских вариантах западные хиты порой радикально меняли не только смысл, но и эмоциональный посыл. Поэт Илья Резник переделал Yellow River, песню британской группы Christie о солдате, возвращающемся с войны, в юмористический номер «Толстый Карлсон». Его исполняли «Поющие гитары» и грузинский ансамбль «Мзиури». Лирическая Suddenly You Loved Me британцев The Tremeloes превратилась у «Поющих гитар» в «Песенку велосипедистов», а Mrs Vanderbilt Пола Маккартни – в «Нашу королеву» «Веселых ребят» со словами «нынче мы баклуши бьем и напролет всю ночь поем».
В других случаях общий смысл оригинального текста старались сохранить. Так, на основе Woman In Love Барбры Стрейзанд появилась «Просто я такая женщина» ВИА «Здравствуй, песня», а на основе Koi-no Bakansu японского дуэта The Peanuts – большой советский хит «У моря, у синего моря», известный в исполнении Нины Пантелеевой и многих других.
А Вахтангу Кикабидзе с Людмилой Гурченко довелось спеть русскоязычную версию битловской Let It Be в рамках телешоу «Волшебный фонарь» (1976), представлявшего собой одно сплошное импортозамещение. Среди прочих там была и Алла Пугачева, певшая на мотив арии This Jesus Must Die из популярной рок-оперы Jesus Christ Superstar буквально такое: «Завтра выскочу замуж, с моею-то внешностью это пустяк».
Иной иней
Интересна история песни «Синий иней» – отечественной версии композиции One Way Ticket, впервые прозвучавшей в 1959 году в исполнении Нила Седаки (отчего на советских пластинках его ошибочно называли композитором), а спустя 20 лет ставшей международным хитом в записи британской группы Eruption. Считается, что советские музыканты «сняли» ее именно с версии Eruption, но это не так. Русский текст сочинил в конце 1960-х поэт Альберт Азизов, а ВИА «Поющие гитары» и «Здравствуй, песня» исполняли ее задолго до британцев.
Среди десятков других «советских аналогов» можно упомянуть «Лайлу» в исполнении Муслима Магомаева (то есть Delilah Тома Джонса) или «Королеву танца» ВИА «Поющие сердца» (то есть Dancing Queen группы ABBA). Последняя вышла всего через два года после оригинала – по советским меркам, почти сразу.
На закате СССР переложением актуальных поп-хитов на русский язык уже с явной долей иронии занимался шоумен Сергей Минаев. Он использовал материал Modern Talking, Bad Boys Blue и других звезд того времени.
Иностранные песни переводили на русский язык и в постсоветской эстраде. Но на это была уже иная причина – нехватка собственных идей. Да и обстоятельства изменились – за использование западной музыки нужно было платить правообладателям. Свободный рынок и глобализация диктовали свои правила. Но это уже совсем другая история.
0
44.25
