Недавний студент театральной школы становится знаменитостью мирового масштаба, счастливым мужем и отцом. Разве есть пример более стремительной карьеры, более удачного поворота судьбы? Но не стоит сводить человека к его успеху, считает звезда сериала «Игра престолов» Кит Харингтон. Ведь жизнь – «штука с закавыкой».
"Ты невероятно серьезен, осознаешь, как важно то, что ты делаешь... И ты сидишь на мраморных ступеньках в театральной школе со сценарием или пьесой, прихлебываешь горчайший кофе. Ты весь в драматически-черном, ибо все уже знаешь о жизни, осталось лишь воплотить это в ролях, которые зритель и критика запомнят навсегда». Так он вспоминает, каким был 12 лет назад в Центральной школе драмы в Лондоне, – с улыбкой, со снисхождением к себе прошлому. Но и к себе настоящему он склонен относиться с иронией: «Собственно, вы видите, мало что изменилось. Я по-прежнему в черном, пью эспрессо, мало что знаю о жизни, а говорим мы вроде бы о важных вещах». Отчасти это правда. Кит Харингтон весь в черном, идеально черном: на нем джинсы, майка, замшевые ботинки. Даже его очки – в тонкой черной оправе. Но есть подозрение, что на этом сходство между двумя Китами заканчивается. В сдержанном, я бы даже сказала, тихом человеке напротив меня за столиком бара в лондонском отеле чувствуется опыт и меланхолия. Но мне не приходится задавать ему наводящий вопрос, так ли уж он неизменен и могли ли пройти без следа 10 лет работы над «Игрой престолов». Потому что он продолжает свою мысль, решительно опровергая собственную иронию. Пожалуй, это самая характерная его черта – кажется, нет ничего в этом мире, к чему бы Кит Харингтон не относился серьезно, не принимал бы как нечто важное. Кажется, слова «вполсилы», «легко», «забудь», «брось» и «не обращай внимания» не из его лексикона и к нему относиться не могут. Его байронический облик не имидж и не маска. Сдержанный элегантный человек напротив меня – воплощение зрелости и ответственности. Уж и не знаю, дар это или крест. Кит Харингтон: Понимаете, ты окончил театральную школу. Уже год играешь главную роль в самом прославленном вест-эндском шоу – это был знаменитый «Боевой конь», регулярно возрождаемый на разных площадках мира. Готовишься к роли в спектакле, который может стать главным событием на британской сцене, – в «Шике», едкой сатире. У тебя предварительные читки с режиссером-женщиной просто пугающих воли и интеллекта и шесть недель репетиций, половина из которых – проработка характеров строго по Станиславскому. Ты, конечно, сыграл в пилоте сериала «Игра престолов» на большом американском телеканале, и это потрясающая удача для молодого британского актера, но пилот ужасный, канал его завернул. И ты уже составляешь свой личный список грядущих достижений. В нем нет ни телевидения, ни кино, а только подлинное, театральное, на главных сценах Британии… А потом оказывается, что тот сериал возобновлен. Он огромен, эпичен, феноменален. У него немыслимый успех, а твой опыт в нем – это мрачный тип Джон Сноу, морально-однозначный, самый героический из всех возможных героев. И получается, главное, что случилось с тобой в жизни, – этот сериал...
Psychologies: Хотите сказать, это был слишком крутой поворот? К.Х.: Да полное изменение всей жизненной парадигмы, планов, представления о себе и о том, что ты должен и можешь делать! 10 лет жизни на «Игре престолов». Связанность контрактом, жесткий график. С 22 до 32 лет.
Вся молодость, получается... К.Х.: ...И еще известность. Ты становишься в каком-то смысле культовой фигурой, со всеми атрибутами культа – ты под лупой и камерой папарацци, постоянные просьбы о селфи с тобой, рекламные съемки, то, что в супермаркет уже не зайдешь, обязательства по продвижению сериала, странные публикации в прессе. Это можно себе представить, но подготовиться к этому... массивному наступлению известности на тебя – на самом деле нет, невозможно. Я вот вообще не знал, как реагировать, когда одна русская модель выложила в свой Инстаграм якобы мои фото в голом виде в постели гостиничного номера и утверждала, что у нас был роман и что это происходило в Люксембурге. А я и в Люксембурге-то никогда не был! И полностью растерялся – к столь откровенным и агрессивным домыслам оказался не готов. Да я вообще не был готов ни к чему, связанному с такой напряженной работой, с широкой известностью. И в результате оказался в наркоклинике в Коннектикуте.
Как вообще все это произошло? От чего конкретно вы лечились? К.Х.: От алкоголизма. Я запил. Надолго. После окончания работы в сериале. Да уже и в конце съемок был в депрессии. Дело закончилось погромом в баре и дракой. Тогда я понял, что пора «сдаваться». Хотя до этого мне как-то удавалось сохранять свои запои в тайне даже от самых близких. Но лечиться я решил не потому, что об этом могли узнать. А потому что я стал... отвратительным человеком. Настолько был противен себе, что... ну да, мог что-то с собой сделать. Просто осознавал, что я очень, очень плохой человек. Стыдился себя. И лучше бы мне... не быть вовсе. Или как-то ухитриться измениться. Мне удалось. Измениться. Примириться с тем, кем я стал. Что бы это ни значило. А потом был локдаун – едва не лучшее время в моей жизни. Грядки. Чтение. Под руководством Роуз (актриса Роуз Лесли – исполнительница роли одичалой Игритт в сериале, ныне жена актера. – Прим. ред.) попытки медитации, хотя это и не мое, я гиперактивен, на месте сидеть не могу, мое расслабление – движение, а медитации – спортзал. И стихи.
Да, точно, вы же стихи пишете... К.Х.: Плохие по преимуществу. Но читаю много поэзии. Я завсегдатай едва не всех поэтических сайтов на английском в интернете. Меня в те времена перевернул верлибр Джека Андервуда «Счастье». В нем простое, пронзительное объяснение того, что такое счастье, такое воздушное, легкое... Счастье – это не обстоятельства жизни, а ощущение. Когда мать приехала навестить сына в Лондон, они садятся в автобус, он несет ее чемодан. И они вместе. Когда пурпурной лентой завязаны побеги спаржи в саду – и это так ярко, – когда еще ничего не цветет, а пурпур на светло-зеленом... Обычные вещи бывают освещены ощущением счастья, да. И мне тогда в руки попала книга «Обделенные» Урсулы Ле Гуин. Не знаю, почему только тогда – это моя любимая писательница с детства. Ну, вот там, в «Обделенных», где-то ближе к началу герой размышляет о душевной боли, об ощущении фатального жизненного проигрыша. И приходит к выводу, что страдания и боль заставляют нас узнать о себе и мире больше, чем счастье. Это именно так.
То есть вы не расцениваете свой карьерный взлет, свой статус звезды как невероятную, как мне, да и всем, наверное, кажется, удачу? К.Х.: В том-то и дело, что «Игра престолов» и все, что случилось со мной за последние 12 лет, – невероятная удача. Но удачу тоже нужно суметь пережить, принять. Жизнь – штука с закавыкой, происходящее с тобой с виду потрясающее ты сам можешь оценивать не так однозначно. Но да, все главное и самое счастливое в моей жизни пришло ко мне из «Игры престолов». Роуз в первую очередь. По сериалу мы влюблены друг в друга, хотя и враги. И вот съемки в Исландии, невероятной красоты природа. Любовные сцены... И ты понимаешь, что влюблен, как и твой герой. При этом вся съемочная группа невольно становится чем-то вроде семьи: съемки в Исландии заканчиваются в 4 часа дня – световой день короткий, впереди целый вечер, вы живете в одной гостинице, вокруг ни баров, ни кинотеатров. Так что вы всегда вместе, живете бок о бок, сближаетесь... Мы с Роуз вместе уже 8 лет. Мы расставались, потом объединялись, потом опять расходились. Но в результате поняли, что друг без друга нам хуже, чем вместе. Для меня это и есть любовь. Звучит неромантично, да? А для меня в этом самая, если хотите, возвышенная романтика – что тебе просто плохо, когда другого нет рядом. Это настоящая связь, глубокая. И наша, по-моему, только крепнет. Хотя Роуз не всегда в восторге от моих, например, шуток...
О да, я видела на Youtube ваш первоапрельский розыгрыш. Окровавленная голова Джона Сноу утром в холодильнике, куда она заглянула... К.Х.: Не очень-то получилось, да. И этот ее ужас, вопль, слезы и предупреждение, что если я еще раз попробую провернуть такую же дурь, между нами все кончено... А ведь я старался – голову восковую заказал... Роуз считает мой юмор сплошь черным, асоциальным и боится, что он с генами передался нашему сыну.
Ему сейчас полгода. Как вам отцовство? К.Х.: Ох... Роуз ждала ребенка, и я спросил у друга, у которого недавно родилась дочка, как он переживает это новое качество... И он ответил, что это такая всеобъемлющая вещь, которую описать невозможно. Вот и я ответил бы так же. Но что мне больше всего нравится сейчас, так это то единение, которое вносит ребенок в жизнь: вы трое теперь взвод, подразделение, единая команда! Я ужасно боялся рождения сына, я совсем не был к нему готов. И тут Роуз предложила завести щенка – ну, чтобы растить его и так отрепетировать наше родительство. Вот это моя жена в чистом виде! Ее восхитительный прагматизм я просто обожаю. Кажется, надвигается нечто потрясающее, именно что всеобъемлющее, а она: мы справимся, только потренируемся... И сработало! Правда, собака выросла мечтательной и глуповатой... Но вообще, пусть все растут, какими захотят. Я против муштры, я сторонник другого типа воспитания.
Какого именно? К.Х.: Маминого, она для меня – идеал. Она была театральным драматургом. Жила собственной жизнью, не растворяясь в нас с братом. И при этом мы никогда не сомневались в ее любви. Эта автономность человека в семье, по-моему, вещь важная. Но меня чуть не выгнали из школы, потому что я не признавал авторитетов. Меня к этому не приучили – так родители были далеки от автократических установок. И от предрассудков. Мама нас воспитывала в... так сказать, гендерном прагматизме. Я лет в шесть попросил купить мне куклу Могучего Макса – ну, из сериала про него, а мне дарили Полли в розовой девчоночьей коробке... Родители были убеждены, что мир не делится на мужчин и женщин. В идеале он вообще не делится. Поэтому, наверное, я с сомнением отношусь к канонам мужественности, к которым привык мир. За ними – культ войны. И сами они происходят из войн – Первой и Второй мировой, когда мужчине нужно было сжать зубы и биться. Мы до сих пор не можем всерьез говорить о своих чувствах, потому что это же знак слабости. Для меня маскулинность всегда токсична, даже если сдержанна.
Но как же ваш Джон Сноу? Он-то настоящий мужчина-герой, чей меч защищает слабых. И как ваш Дэйн Витман в новом фильме «Вечные»? К.Х.: В Джоне есть и уязвимость сироты, и ранимость юности, и отчаяние от выпавшей ему ноши. А Дэйн и вовсе личность мятущаяся. Скоро сами убедитесь.
Я вижу противоречие в том, что вы сказали о рождении сына. Взвод, команда – в этих словах есть нечто военное. Получается, что вы вашим подразделением противостоите остальному миру. Мир для вас враждебен? К.Х.: Нет, он просто ничем нам не обязан.
0
119.00
