Мимо натовской базы, в полицейском оцеплении, по недавно отстроенной скоростной магистрали — на старое военное кладбище. Куда на веки-вечные отправлен Бронзовый солдат. Охранять покой простых солдатских могил.
Крошечная страна. Но каждая пядь полита кровью. Немецкой, шведской, эстонской, в основном же — упрямой и несговорчивой, русской.
Без шенгена и аусвайса
На домах висят государственные флаги. 8 мая в Эстонии отмечают День Матери. 9-го — День Европы. Обычные будничные рабочие дни.
— Почему я должен праздновать вашу победу? — возмущается дежурящий у гостиницы водитель Калле на просьбу довезти до мемориала красноармейцам. — У меня один дед служил в немецких войсках, другого сослали в Сибирь. Нет, не повезу. К Музею советской оккупации — пожалуйста.
Я соглашаюсь, это все равно по пути. Водитель добреет, пока едем, трещит без умолку:
— Раньше Алеша, честно сказать, никому не был нужен. Ну разве что однажды в год. А после того, как власти его перенесли на окраину, раз — и стал символом! Прямо как наш Старый Томас на Ратуше. Цветами солдата теперь засыпают, голова не видна. Выкладывают живыми гвоздиками красную звезду на кладбище. Нет, вы, русские, все-таки сумасшедшие...
Точно, сумасшедшие, этого у нас не отнять. Освободить Европу, просто так, ни за что, 71 год назад. Не извиняться вдобавок ни перед кем за собственный День Победы. Который мы никак не желаем признавать Днем скорби, как предлагает остальной мир.
— Пусть скорбят фашисты и их последыши. Мы победили, вот и весь сказ! — отрубает Андрей Андронов, активист организации «Ночной Дозор», той самой, что в апреле 2007-го защищала Бронзового Солдата. Андронова не раз выдворяли из Эстонии, где родился, но гражданином страны (по собственному решению) не является: он включен в список лиц, чье пребывание на территории республики признано нежелательным. 9 Мая, тем не менее, он здесь.
В сентябре же 1944-го наши брали Таллин без разрешения на въезд и шенгенской визы. Практически без боя. Гитлеровцы драпанули гораздо раньше. Двенадцать тел красноармейцев, в ожесточенных сражениях павших в районе Нарвы, везли в обозах. Последней погибшей была девушка, 19-летняя медсестра Ленина Варшавская, она умерла на подступах в Таллину: случайно перевернулся грузовик.
Их всех похоронили тогда на холме Тынисмяги. Возле старинного католического собора. Через несколько лет над могилами поставили печального Бронзового Солдата. Одна из школ города получила имя Ленины Варшавской. Часть останков при реконструкции мемориала в середине 80-х будет выкопана и пропадет. 19-летний русский юноша Дима Ганин умрет за памятник весной 2007-го. Его убьют в ходе уличных беспорядков. Накануне Победы. Единственная, сакральная жертва. Преступники до сих пор не наказаны.
— Наши массовые выступления в Таллине перевернули отношение эстонских властей к русским и наше отношение к самим себе, — признается Максим Рева, один из четверых, отсидевших тогда за Бронзового Солдата в тюрьме. За решеткой Максим временно ослеп, потом долго лечился, восстанавливался. Сегодня он одет в форму лейтенанта Красной Армии. Его подросшая дочка Лиза впервые стоит в Почетном карауле возле памятника. Максим говорит, что, по воспоминаниям семьи, брат его прадеда тоже лежит на этом старом военном кладбище, которому больше ста лет. Вот только где его холм?..
После Октябрьской революции эстонцы сравняли прежние русские могилы с землей и стали хоронить здесь своих, затем, в 1939-м, вернулись наши — и сравняли эстонские. Сейчас кладбище, больше похожее на слоеный пирог из человеческих костей, принадлежит министерству обороны республики. 8 мая эстонские офицеры несут сюда свой венок. В данном случае, как рассуждают сами военные, они вне политики. «А если нас убьют где-нибудь на чужой земле? Неужели и наши останки будут таскать туда-сюда, не давая покоя?»
Женщина с отчеством
Такого жаркого мая таллинские старожилы не припомнят. 15-летние дети, мальчики и девочки, в советских гимнастерках и сапогах, по стойке смирно равняются на Бронзового Алешу. Стоят у памятника минут по двадцать, не шевелясь. Пот со лба из-под пилоток стекает тонкими струйками. Самую красивую девочку караула зовут Констанция. Всего на четыре года она моложе Ленины (да-да, в честь основателя СССР) Варшавской. Только медсестра была брюнетка, а Констанция — ярко-светленькая. Своему так же необычному имени она обязана прадеду. Тот был французом, прабабушка — русской. И сама девочка считает себя русской. Поэтому, признается мне, она сейчас здесь.
А другая, уже эстонская девочка по имени Настя, раздает у входа на кладбище всем желающим георгиевские ленточки и, по блату, более дефицитный российский триколор. Ленты ежегодно доставляют из России. Единой бобиной: если разрезать на полоски заранее, то получается товарная партия. В тюрьму, конечно, не упекут, но ведь таможенные пошлины никто не отменял. А денег у организаторов особо нет. «Мы попросили как-то ваших богатых людей помочь нам хотя бы с ленточками, но те только пообещали и ничего не сделали, а ведь очень многие любят кричать о защите Русского мира», — вздыхают местные.
Ранним утром 9-го ветераны и посольские понесли к памятнику цветы. Стариков, переживших войну, почти не осталось. И даже их дети уже стали стариками.
— Меня зовут Наталья Павловна Алексеева, мой отец был морским офицером, спасателем, до 1956 года обезвреживал мины на Балтике вокруг нашего города, — серьезная пожилая дама прижимает к груди хрупкую гвоздичку. На голове у женщины — бескозырка с надписью «Крым наш». — Так и напишите в статье: «Наталья Павловна» — в ID (идентификационной карточке, внутреннем паспорте) у меня стоит имя и отчество. Я первая, между прочим, кто добился этого. У самих-то эстонцев носить имена отцов не принято, и, соответственно, в документах они отчества не пишут. По моему поводу даже собиралась министерская коллегия. Почему в западных государствах, на которые так оглядывается Эстония, можно вписывать в документы двойное и даже тройное имя гражданина, а у нас нет? Просто не было прецедента, но я своего добилась.
Пенсионерка с гордостью говорит об отце-герое и о том, что сама всю жизнь проработала на руководящей должности. Печально — что пенсии, увы, не хватает. Что квартплата зимой тянет на двести евро в месяц, а пособие от государства — чуть более трехсот. По меркам российской глубинки вроде неплохо, но ведь надо учитывать европейские цены. И кто поможет? «Если родственников нет, то ложись и пропадай. Бывшим эстонским нацистам помогают фашистские объединения, а кому нужны больные русские старики?» — вздыхают ветераны.
Нынешний День Победы прошел под знаком конкурса патриотического детского рисунка. Чтобы поместить работы победителей в рамку и дарить затем на дни рождения еще оставшимся фронтовикам.
— У советских ветеранских организаций вообще нет средств, чтобы поздравить своих членов, так пусть хотя бы детские рисунки несут освободителям положительные эмоции, — разводит руками председатель жюри Анастасия Мяльсон. Анастасия — внучка первого в Эстонии Героя Советского Союза Арнольда Мери. Он получил это звание в 41-м. После Победы был репрессирован. Звания и награды потом вернули. Однако в новейшее время эстонские власти хотели судить Мери, глубокого старика, уже как пособника «оккупационной власти». До суда он не дожил. Уголовное дело было прекращено в связи со смертью обвиняемого.
Забытые «Иваны»
— Я бы вернулся, но России мы тоже совсем не нужны, — горько констатирует 54-летний Юрий, житель «русского» спальника Ласнамяэ.
Обычные бетонные коробки, маргинальное гетто, туристов сюда не водят. Зато тут любят снимать местные телевизионщики, чтобы показать: русских жалеть нечего. Сами во всем виноваты. Ленивы. Необразованны. Бухают. Да еще и с амбициями, мол, народ-победитель.
В этом, как ни странно, есть горькая доля правды. Эстонские русские — в большинстве своем потомки простых работяг, приехавших восстанавливать регион после Второй мировой. Рафинированные эстонцы занимали руководящие должности. Русские «Иваны» строили и плотничали, трудились на рыбзаводе и предприятии «Двигатель», в морском порту и на добыче сланцев, наверх не рвались, да и перекрыт изначально был им этот путь. В национальных республиках, особенно в таких сложных, как прибалтийские, главенствовали исконные кадры.
— Среди чиновников и раньше было немного людей с русскими фамилиями, а сейчас вообще осталось меньше трех процентов, — рассказывает местная жительница, просившая не называть ее имя. — Когда началась неразбериха с отделением от СССР, многие наши люди сначала унижались, чтобы добыть нужные документы, сдать экзамен по языку, оформить гражданство. Я лично была свидетельницей, как пожилую женщину заставляли переделывать анкету несколько раз только потому, что она не тот хвостик букве приписала. А потом в какой-то момент нам стало все равно.... Нет гражданства, ну и плевать, не уважаете вы нас — и пожалуйста, мы тоже вас в упор не видим, специально будем жить как хотим.
В эстонском языке 14 падежей. Говорят, понимать его просто, заговорить — гораздо труднее. Кроме того, существует несколько категорий сложности, на которые разделен здешний экзамен. Если хочешь работать дворником, это одна категория, директором — совершенно иная. Раньше каждому новому гражданину требовалось признать еще и факт советской оккупации. Сейчас требуют не так рьяно. Но и желающих стать эстонцами «по паспорту» тоже почти не осталось.
Когда-то треть жителей республики составляли русские. Сейчас осталось немногим более 20 процентов, и не только потому что уехали. Просто перестали указывать в опросниках национальность. «А смысл? — пожимает плечами 25-летняя Ирина. — Типа у русских собственная гордость? И как это поможет мне в жизни?»
54-летний Юрий из рабочего района Ласнамяэ неохотно делится, что устроился охранником в коммерческую службу, где язык не настолько важен, зато с гордостью вспоминает о дочери, которая сейчас оканчивает престижный университет Старого Света.
— Естественно, домой она не вернется, — убежден отец. — С европейским паспортом ей все дороги открыты, а что делать в Эстонии? Деревня она и есть деревня, хоть и находится в ЕС.
Сам Юрий периодически отправляется на заработки в скандинавские страны. Ему, как негражданину, разрешено официально работать на территории Евросоюза. Русскоговорящие педагоги массово перебираются гувернантками в семьи нуворишей — на Лазурный берег, в Ниццу. Их непередаваемый прибалтийский акцент и стильная сдержанность чем-то напоминают аристократическую британскую чопорность. Олигархам нравится.
— А сюда, на наши места, на всякую поденщину приезжают трудиться украинские гастарбайтеры. Все же мы, русские эстонцы, немного избалованы цивилизацией, а они вообще ничего не требуют, готовы за копейки пахать сверхурочно, без выходных, — продолжает охранник Юрий.
— Те, кто хотел получить гражданство и остаться, давно получили паспорта. Остальным оно не нужно. Ведь что дает гражданство? Право поставить закорючку на парламентских выборах. На муниципальных же, куда более важных, ведь на них решаются конкретные вопросы местного самоуправления, могут голосовать и неграждане, — объясняет Андрес Вальме, коренной эстонец, родившийся в семье военных в немецком Магдебурге, проживший много лет в России и уже в зрелом возрасте вернувшийся на историческую родину. Занимается спасением русских военных могил, белогвардейских и советских. С горечью констатирует нехватку средств. Между тем на нацистское кладбище под Нарвой немецкое правительство после развала СССР мигом выделило 2 миллиона марок. И сейчас ежегодно добавляет — уже в евро. Справные каменные кресты покоятся на свежескошенной майской траве...
В провинциальном городке Ихве близ Нарвы, где живет Андрес Вальме, 9 Мая только он, получив разрешение муниципалитета, в гордом одиночестве прошагал «Бессмертным полком» по своей улице.
Мимо пятой тюрьмы
Русские коммерсанты, общественники, политики. Позади времена, когда наших зажимали и заставляли по десять раз переписывать анкеты. Когда для того, чтобы прорваться наверх, приходилось отказываться от российского подданства. Ныне Эстония стремится произвести благоприятное впечатление на руководство Евросоюза с его тягой к толерантности — а она включает в себя не только однополые браки, но и равноправие для национальных меньшинств.
Более того, есть планы раскрутить лояльное властям русскоязычное телевидение. Задача — «перевербовать» самую большую диаспору, втянуть русских в реальную жизнь страны. Одна проблема. Вспоминая годы унижений, соотечественники не спешат интегрироваться.
Я попыталась пообщаться с главой «русского» ТВ госпожой Дарьей Саар (эстонская фамилия — следствие замужества), но медиаменеджер не стала рисковать. Российских журналистов, тех, кто все-таки умудрился прорваться через пограничные кордоны, тут не любят, считая кремлевскими пропагандистами.
Депутат Европарламента Яна Тоом (фамилия — тоже от супруга) считается пророссийски настроенным политиком, за что неоднократно подвергалась яростным нападкам националистической прессы. 9 Мая госпожа Тоом находилась возле Бронзового Солдата.
— У входа на военное кладбище мы собирали автографы в поддержку лиц без гражданства, проживающих в Эстонии и Латвии. Достаточно всего нескольких подписантов, чтобы петиция за право неграждан голосовать на выборах в Европарламент была принята, но мы решили, что с большим количеством фамилий она будет выглядеть убедительнее, — говорит Яна Тоом. Этот документ могут рассмотреть в Брюсселе не ранее чем через год...
Другая недавняя инициатива политика заключалась в том, чтобы провести масштабное исследование межнациональных отношений в республике. Выяснилось, что эстонцы в массе относятся к русским прямо-таки замечательно. Более двух третей эстонцев считают русскую культуру интересной, а три четверти полагают, что знание языка бывших «оккупантов» строго необходимо всем живущим в Эстонии. «Стремление выучить чужой язык может свидетельствовать о желании лучше понять народ, который на нем изъясняется», — госпожа Тоом настроена очень оптимистично.
И вот на этом теплом, политкорректном пространстве — вдруг, ни с того и ни с сего, — несогласованная с властями акция «Бессмертного полка».
— Ее не подтвердили не в угоду политическим причинам, а потому что рядом протянулась новая скоростная магистраль, которую очень сложно перекрыть. Там несутся машины и рейсовые автобусы, — разъясняет депутат. — Только из-за этого людям была предложена другая дорога, но они все равно решили выступить по запланированному маршруту.
В результате власти выдали эстонскому «Бессмертному полку» предписание организованно, но тихо, проследовать мимо пятой городской тюрьмы. Ничего унизительного — это, мол, самый удобный и никому не мешающий путь.
Бессмертный Таллин
«Бессмертный полк» едва не дрогнул накануне. Главный организатор Дмитрий Линтер, заранее подавший необходимые для марша документы, в последний момент был задержан на границе. Он пытался провезти в Эстонию копию флага Победы. Линтера отпустили. Но буквально за несколько часов до начала шествия снова доставили в полицию. Акция опять оказалась на грани срыва. И все-таки люди рискнули и вышли на старый маршрут, многие просто не знали, что полагается идти к тюрьме...
— Ваше мероприятие здесь не разрешено. Вы мешаете другим прохожим. Вы должны разойтись и не собираться на тротуаре, пока народ подтягивается, — не устает повторять страж порядка. Эстонское телевидение бросается хоть к кому-нибудь, чтобы взять интервью. «Мы передадим все, что скажете, почему вы не желаете говорить», — чуть не плачет юная корреспондентка. Но люди стоят стеной и молчат.
— Это наша земля и наше небо. Их отбили наши предки, поэтому мы будем жить здесь так, как хотим. И вы не сможете нам запретить, — прерывает молчаливое единодушие худенькая девушка с младенцем на руках.
Движение начинается. Узкие тротуары, прижатые к зданиям, заполняются людьми с лицами, светлеющими на глазах. Каждый шагает как бы сам по себе, но — одновременно — все вместе. Новые участники возникают будто ниоткуда, быстро вливаются дружными стайками из соседних переулков, вот уже широкая улица полностью перекрыта нескончаемым человеческим потоком. Люди идут по мостовой, а по воздуху на деревянных древках плывут портреты их героических близких.
В полной тишине притормаживают машины. Ни гудков, ни возмущенных возгласов водителей. Все словно оторопели. Полиция опасается подступить ближе и не знает, что делать, видимо, поэтому сопровождает на всякий случай народное шествие несколько в отдалении.
Остается позади знаменитая натовская база, где скопилась за забором свеженькая военная техника, ее постоянно пополняют — вероятно, на случай, если Путин нападет на Эстонию, как любят пугать здешние националисты.
— А вы знаете, мы даже благодарны тем, кто тогда, в апреле 2007-го, убрал Бронзового Алешу с Тынисмяги, — повторяют идущие, словно кивая в ответ моему первому встречному в этот день, водителю Калле. — До того момента русских ничего не объединяло. Мы привыкли к унижениям в стране, где родились, выросли, где нас считают оккупантами. Смирились. И вдруг... Это спасение памятника, до которого никому прежде не было дела, — оно нас изменило. Мы стали другими. И остаемся другими. Мы больше никого и ничего не боимся.
Никто не знает, что будет дальше. С этого дня и часа. «Бессмертный полк» заставил нарушить хрупкое равновесие, установившееся после событий 2007-го года, когда переносили Бронзового Солдата. Русский мир, ранее ограниченный кладбищенской оградой, устремился вовне, подобно Балтийскому морю в шторм, выходящему из берегов. Может, все успокоится, утихомирится и снова потечет путем неотвратимой всеобщей евроинтеграции. А может...
«Пусть эти русские идут, куда хотят», — наконец раздается неформальная команда. И русские идут. И плывут по небу наши портреты...