1 сентября 2004 года банда террористов напала на школу №1 в городе Беслане, в Северной Осетии. Они захватили в заложники больше тысячи ста человек, которые пришли на праздничную линейку.
Боевики заперли детей и взрослых в спортзале, заминировали его и держали там три дня, не давая ни воды, ни еды.
Хотя большинство заложников были освобождены, в результате теракта погибли 314 заложников (из них - 186 детей), 20 спасателей. Более 800 человек были ранены. 72 ребенка остались инвалидами.
Накануне скорбной даты мы встретились с одним тех, кто пережил это нападение, чтобы восстановить картину тех трех дней заточения.
Передо мной в студии радио «Комсомольская правда» сидит молодой бородатый мужчина 30 лет. Он улыбается, шутит, и явно уверен в себе. Врач-реаниматолог - ему положено, ему нельзя быть неуверенным. Это Камболат Баев. А перед нами на столе лежит фото парнишки с перебинтованными руками замазанными зеленкой и йодом и потерянным взглядом. Его обнимает мама. Это тоже Камболат Баев. Но 20 лет назад. После страшного теракта в Беслане. Ему повезло выжить - спасли из горящего спортзала люди, которые три дня ждали малейшей возможности вытащить своих и чужих детей из захваченной школы.
Оказалось, что пережив в детстве страшный теракт, Камболат теперь сам спасает жизни - жертв теракта в Крокусе, бойцов спецоперации, и сотни других.
- Как ваши руки себя чувствуют? Все хорошо? - начинаю я беседу.
- Шикарно, - улыбается в ответ гость.
- Это в больнице детской, во Владикавказе, буквально через несколько дней после теракта.
- Как это было? 9-летний мальчишка, который просто пришел в школу 1 сентября, что запомнил?
- Если бы можно было из головы делать проекцию, мы бы сейчас смотрели фильм, который начался в 10 утра, с нашей линейки, и до момента, как я очнулся в больнице. В голове все очень плотно осело, это не забывается…
- Не в нашем случае. Со временем становилось только тяжелее. Я шел в третий класс и не понимал тогда, что происходило... Особенно тяжело, когда мы на кладбище ходим к своим одноклассникам - их родители, бабушки, дедушки… не всегда узнают тебя. Ты подходишь к памятнику, прикладываешь руки к нему, а они спрашивают: «Вы знали его?» Я говорю: «Мы одноклассники». И тогда начинается разговор, что вот сейчас бы наш Тимур или Заур был бы такой же большой...
ПИТЬ НЕ ДАВАЛИ, МЫ ЕЛИ ЦВЕТЫ
- Как это происходило?
- Обычное 1 сентября. Было очень много людей. Со мной в предыдущие годы ходила бабушка, тетя, дядя приезжал из Владикавказа, отец, дядя снимал все на камеру, это целая делегация. И так с каждым. А в этот год, слава богу, звезды так сошлись: у бабули с утра давление, тетя на девятом месяце беременности, отец на работе, у дяди не получается. В итоге меня дед привел в школу. А у нас был уговор, что я буду домой ходить один. И вот дед меня привел и я благополучно его отправил.
Мы стоим на линейке, играет музыка. И начинают греметь выстрелы. Все куда-то бегут… паника. Они (террористы - авт.) сразу распределились по школе и загнали нас в спортзал. Моментально начали зал минировать, вывели мужчин, старшеклассников - их заставили забаррикадировать в основном здании школы все окна, проходы. Через час-полтора зал был полностью заминирован. С этого момента пошел отсчет нашем трем дням.
- Что вы чувствовали в тот момент? 9-летний ребенок.
- Надо отдать должное учителям и другим взрослым, кто были с нами. Они никого не оставили - я не чувствовал, что я один. Рядом был наш учитель – это мама моего одноклассника, сейчас она директор нашей школы. Они все нас поддерживали. Когда ты ребенок, ты не понимаешь, что с тобой происходит. Я ребятам, кто был из 10-11 класса, когда видимся, говорю: «Вы были взрослые, вы понимали, что жизнь сейчас может закончиться». А для меня тогда это было: да, загнали, да, почему-то держат, почему-то не дают воды. Да, мы слышали, что есть там какой-то терроризм, но в 9 лет тебя это ни с какой стороны не волнует, твое дело на улице поиграться.
- Больше всего хотелось пить?
- Особенно когда мы только попали в зал. Практически 1200 человек, страшная духота, дышать нечем, все в панике… я вошел туда один из последних. А террористы уже убили там мужчину у всех на глазах и протащили его через весь зал. На улице 30 градусов было, а все окна были закрыты - они не разрешали открывать.
А воду… просто ведро, одна кружка. Это все делалось руками старшеклассников: за ним стоял террорист, он заходит в толпу – человек 10-15 – и дают одну кружку на всех. Хочешь пей, хочешь не пей, но, если ты сейчас все выпьешь, другим не достанется… Нам старшие пить не разрешали - давали рот сполоснуть, избавиться от жажды. Мы слушались, так и делали.
Учителя, мамы - они как зашли 1 сентября, так и сидели, а детей в туалет выводили. Сначала мы ходили в раздевалку, а потом они поняли, что мы там немного подпиваем воду и нас начали выводить уже в основное здание школы - мальчики в один кабинет, девочки в другой - дырку в полу сделали. У нас доступа к воде вообще не было. Единственное, что позволяли, это мочить вещи. Почему почти все дети были раздетые, когда произошел взрыв? Мы одежду мочили и с ней возвращались в зал - все высасывали воду из этих рубашек.
- Когда было тяжелее всего?
- Самый критический день был 3 сентября. Нас уже никуда не выводили, воду нам не давали, мы ели цветы, которые находили, лепестки… (все же с букетами в школу шли) чтобы хотя бы какую-то влагу получить. У одного парня 3-го числа началась истерика. Он класса из 10, наверное был: встал, ходил, кричал «Я не хочу умирать, я еще молодой…». Но, к сожалению, он и погиб.
«ОН ВЫНЕС МНОГО ДЕТЕЙ»
- Как произошел штурм?
- Это был не штурм. Не было приказа. Прогремел взрыв внутри спортзала, который никто не ожидал.
- Прямо перед вами?
- Интересно, что у каждого, кто там, был совершенно своя история, в зависимости от того, кто где сидел. Мы иной раз друг с другом разговариваем: «Ты точно в этом спортзале был?» Возможно, это последствия того, что мы были детьми, плюс тяжелые травмы, да и со временем, может, картинка немного меняется.
Я отчетливо помню, что сидел спиной, и для меня взрыв прогремел в дальней части спортзала - меня взрывная волна толкнула вперед, было пламя, и я потерял сознание. Я долго пролежал. За это время боевики зашли в спортзал и часть людей, кто был на ногах и не успел убежать, забрали с собой в столовую.
Очнулся я под обломками, вылезти не могу - сил не хватает, начал оглядываться, в углу спортзала был сильный пожар. Стоячих людей, либо тех, кто пытался подняться, уже не было. Я слышал, где-то идет бой, взрываются гранаты, стрельба бесконечная, и опять потерял сознание.
- Вы знаете, кто вас вытащил?
- Конечно. Я очнулся от того, что с меня сняли обломки, передо мной стоял мужчина без майки, с усами, он меня поднял, занес сначала в одну раздевалку, там я увидел людей, услышал воду, напился до отвала. Он пошел обратно в спортзал, потом вернулся за мной… Зовет меня к себе, я как-то (контузия, руки мокрые скользят по плитке, сам весь мокрый) с горем пополам дошел до него, он меня занес во вторую раздевалку. Там уже никого не было, и следом за ним второй мужчина заносит парнишку. Ему лет 5-6 было, но как будто бы его принесли с улицы - в бриджах, в майке белой, и чистый. Мы с ним в обнимку сидим под раковиной, а там вовсю бой идет в школе.
Через какое-то время оба мужчины вернулись, позвали нас. Парнишка - раз, раз, убежал, а я пока встал… мужчина через весь спортзал меня на руках пронес, у меня голова висела... И уже отдал меня дальше.
- Ты знаешь его имя?
- Я уже в больнице, когда пришел в себя, бабуле описал его: мужчина без майки, с усами. А она дала объявление в газету, и спустя какое-то время, видимо, кто-то из его соседей, рассказал - кто это. Он жил в пятиэтажке рядом со школой. У него у самого погибла дочь там, к сожалению. Он вынес очень много детей, которые, я уверен, даже не знают этого. Его зовут Мурат Кацанов. К сожалению, его с нами уже нет.
В тот день у школы работали спецкоры «Комсомольской правды» Александр Коц и Дмитрий Стешин. Это была одна из первых их совместных командировок. Они тогда тоже помогали выносить детей из спортзала... После этого они прошли через множество войн, терактов и цветных революций и сегодня работают известными всей стране военкорами на фронтах СВО, пишут о новых героях и новых злодеях.
«Я ПАЦИЕНТАМ НЕ РАССКАЗЫВАЮ»
Сейчас Камболат Баев сам спасает людей. Он врач-реаниматолог. И в марте к нему привезли четверых человек после ужасного теракта - в Крокус Сити Холле.
- Как раз было мое суточное дежурство. Нам поступила информация, что в Крокусе пожар. Что там убивают людей, еще никто не знал. Мы остановили все операции, максимально разгрузили отделение, дополнительно вызвали коллег, подготовили кровь, плазму… Мы были готовы к поступлению пострадавших.
- Когда появилась информация, что это не просто пожар, а зверский теракт, у вас внутри ничего не щелкнуло?
- Каких-то флэшбеков не было. Не было такого, что я раз, и оказался в спортзале. Вот злость у меня появилась, что я… не в Крокусе. Чтобы там спасать людей, а не здесь, в больнице. Возможно, это и ошибочно, но у меня всегда так - если люди бегут откуда-то, мне, наоборот, надо туда. Такое ощущение, что как будто бы из-за того, что пережил определенные события в своей жизни, я знаю, как надо действовать, в таких моментах не теряюсь. Наоборот, начинает голова по-другому работать.
Плюс я прочувствовал… что испытывали эти люди - это ощущение животного страха, от которого ты никуда не можешь деться: на тебя идет эта тварь, перед тобой убивает людей, и ты понимаешь, что ты следующий… Вот эту боль я переживал в тот момент очень сильно.
- Сколько человек к вам привезли?
- Четверых. Две девушки с отравлением продуктами горения. Один мужчина был с ожогами. И четвертый мужчина - в крайне тяжелом состоянии, с пулевым ранением. Но наши хирурги все сделали - около пяти часов его оперировали, успешно. Уже на следующий день мы узнали, что его сняли с аппарата искусственной вентиляции легких, он в сознании, его жизни ничто не угрожает. Руку мы ему спасли…
- Вы своим пациентам не говорили, что вы из Беслана?
- Был момент, я остался с теми двумя девушками в палате. Они разговаривали между собой, я спросил, как происходили события, и они рассказали, что прятались в туалете, было задымление… И я им сказал: «Я вас очень хорошо понимаю». На что они так друг на друга посмотрели – типа, чего это вы нас понимаете?
Ну и я им сказал, что я сам был плюс-минус в таких же обстоятельствах - в Беслане. В общем, они про свою боль забыли, моментально переключились на меня, начались расспросы.
- Вы вообще не рассказываете пациентам?
- Вообще нет. Но бывали моменты…
После областной подмосковной больнице Камболат перевелся в госпиталь, где тоже работает в реанимации - лечит наших бойцов из зоны специальной военной операции.
- …бывают молодые ребята, которые получили ранения серьезные. Был парень - 19 лет, у него ноги не работают, и он не хотел бороться. А с ним мама и так, и так… ну, пришлось «психологическую нагрузку» ему дать: я попросил маму выйти и поговорил с ним - поделился, что со мной было. Говорю, «надо жить, жизнь продолжается». Вроде бы на какое-то время я его зарядил, но потом его перевели куда-то и дальше я не знаю, что с ним было.
МИНИ-ГЛАВВРАЧ
- Как получилось, что вы стали врачом? Трагедия Беслана на это повлияла?
- Конечно, да. У меня бабушка была терапевтом приемного отделения, я весь первый и второй класс после школы ходил к ней - меня все знали, я всех знал. Я как мини-главврач там ходил. Я все видел - и как люди умирали, и в каких состояниях приезжали. А уже после теракта, когда ты видишь, как нас спасали, как врачи с нами работали - и в Беслане, и в Москве - как люди со всего мира (я уже про нашу страну молчу) писали письма, вязали игрушки… Думаю, это сыграло роль не только для меня. Среди нас - выпускников нашей школы - очень много врачей и людей в погонах. Ведь только два варианта было - спасать или защищать людей, чтобы этого больше не повторилось.
ЭТО БЫЛО СИЛЬНО
- Недавно Владимир Путин прилетал в Беслан, поклонился погибшим в том страшном теракте, встал на колени перед памятником... Что это значит для вас, для жителей Беслана?
- Сказать, что мы были в шоке - это ничего не сказать. Его жест нас поразил! От него многое чего в свое время требовали. Но, думаю, он своим жестом дал четкие ответы. Ну, такого же не было никогда, чтобы он где-то на коленях стоял.
Это было сильно! Сильно. Если бы это было в первые годы после теракта, может быть, большинство у нас его бы не поняли. А сейчас, спустя столько лет, он приехал, и вот этот его жест... Он встретился с матерями, поддержал, главе республики сказал, что должны оказывать всяческое содействие… Мы были поражены. Приятно удивлены.