ТОП 10 лучших статей российской прессы за
Июль 22, 2015

Конечно, цукербергова цензура, она же фейсконтроль (впрочем, сильно непоследовательный, у Маркуса явно семь пятниц на неделе), плохо сочетается со знаменитой фразой, приписываемой Вольтеру: «Мне ненавистны ваши убеждения, но я готов отдать жизнь за ваше право высказывать их». Вместе с тем не один Цукерберг неважный вольтерьянец, все таковы. Ненавидеть чужие убеждения вкупе с их носителем всякий горазд, а отдать свою жизнь за право высказывать их — дурных нема. Даже не то что отдать свою жизнь, но всего лишь соблюсти правила открытой оферты — тоже невмоготу.

Тут приверженцы Цукерберга и недоброжелатели Киселева скажут, что «Фейсбук» — частная лавочка, кого хочу, того терплю, кого не хочу — извините. Частная собственность священна и неприкосновенна. Правда, питейное заведение тоже частная лавочка, однако если повесить на дверях кабака надпись «Только для белых», то неприятностей не оберешься и ссылки на священность и неприкосновенность частной собственности не сильно помогут.

Равно как не помогли они пирожнику из Орегона, который отказался печь пироги для гомосексуального сочетания. Его разорили вконец и только что не заставили отдать свою жизнь за страшный грех неприятия чужих убеждений. Так что практическое вольтерьянство — вещь глубоко диалектическая.

Во всей этой диалектике интересно то, что если уж рассуждать в категориях священной и неприкосновенной, то малый бизнес (кабатчик, пирожник), вообще говоря, в большей степени может претендовать на право «что хочу, то и ворочу», нежели владелец социальной сети с более чем миллиардной численностью (по состоянию на 2014 год 1,3 млрд активных пользователей). В случае с Цукербергом противоречие между общественным характером социальной сети и частным характером владения и распоряжения заходит существенно дальше, чем у кустаря-пирожника. Далее см. «Капитал» К. Маркса: «Централизация средств производства и обобществление труда достигают такого пункта, когда они становятся несовместимыми с их капиталистической оболочкой. Она взрывается. Бьет час капиталистической частной собственности. Экспроприаторов экспроприируют».

Даже если не призывать к немедленной экспроприации Цукерберга, сам тезис об абсолютной власти владельца социальной сети над пользователями лучше бы не использовать — стоит ли так напрашиваться на актуализацию великих прозрений классиков марксизма?

Тем более что в казусе с Д.К. Киселевым злохудожность телеведущего в качестве пользователя социальной сети никак не выше злохудожности весьма многих иных ее пользователей. Всякий может назвать немалое число лиц, нимало не гонимых Цукербергом, но при этом значительно превосходящих Киселева по степени человеконенавидения. Если мы начнем разбираться, кто достоин пользоваться социальной сетью, а кто нет, мы зайдем чрезвычайно далеко, причем очень быстро.

Еще можно понять цукербергову цензуру, в случае если между ним и пользователем происходил бы такой диалог: «Гляди: святые шрифты на дисплее налились кровью. Еще никогда в мире не бывало такого грешника! — Отец, ты смеешься надо мною! — Иди, окаянный грешник! Не смеюсь я над тобою. Боязнь овладевает мною. Не добро быть человеку с тобою вместе!». Но сколь можно понять, такой беседы телеведущего со святым схимником Цукербергом не было.

Имела же место простая глупость молодого человека, вообразившего о себе и своей социальной сети невесть что. Между тем сеть — даже с 1,3 млрд пользователей — не более чем игрушка. Доколе игра в нее не очень вредит духу и телу, так и Бога ради — чем бы дитя ни тешилось. Но если Цукербергом всё более овладевает мания величия, разумно забросить игрушку куда подалее. Жили без социальных сетей, проживем и впредь.