ТОП 10 лучших статей российской прессы за
Янв. 16, 2024

Потом нас всех одарила своим присутствием пандемия, картина была остановлена, запретили собираться группам больше определенного количества.

— Все только и говорят о том, что Герман использовал какое-то техническое ноу-хау, мол, никто прежде так, как он, не снимал полеты и воздушные бои — без «зеленки», на фоне огромного LED-экрана размером с четырехэтажный дом.

— Были установлены 9-метровые подъемные краны, к ним крепились самолеты, чтобы снимать крупные планы сцен воздушных боев. И эти самолеты, в которых мы находились, вертели и крутили, и они горели — это все не компьютерная графика.

— Звучит пугающе. Что вам давалось сложнее всего?

— Когда зашурупливали окна в самолете и я понимала, что нет возможности выбраться оттуда самостоятельно. Крыло горит, ты на высоте, а все техники, помощники, вообще вся группа находится внизу, и если что-то пойдет не так, ты там одна. Всем девочкам было страшно. Самолет вертят с большой скоростью, у него реально горит крыло, все вокруг шипит, в лицо льют масло, сыпется стекло. Я никогда не участвовала в подобного рода съемках.

— Что вы ощущали, когда спускались на землю?

— Что больше не хочу такие трюки повторять. Но если говорили: нужен еще дубль — приходилось снова делать. Работа такая.

— Алексей Герман посвятил «Воздух» своим родным, которые прошли войну, а кому вы лично его посвящаете?

— Всем людям, которые участвовали в войне, всем мужчинам и женщинам, которые пережили потерю близких. Мне все это так понятно и близко, что я не могу делить на своих родственников и не своих. Это страшная трагедия для нашей страны, никто мимо нее не прошел. Каждый двор терял мужчин. Но женщины тоже принимали участие в Великой Отечественной войне. Довольно долго это была запретная тема. Считать героями и приглашать на праздники Победы их стали гораздо позже. Поначалу, если верить истории, их несправедливо забыли и не было принято говорить о том, что у нас женщины воевали наравне с мужчинами, управляли танками, самолетами, были снайперами, партизанами, а не только сестрами милосердия и врачами.

Во мне отозвался сценарий Алексея Германа, эта история про простых девочек, которые пошли на фронт за свою родину, за своих отцов, матерей, братьев, потому что выбора никакого жизнь не предоставила.

— Хотелось бы влюбляться и целоваться, но...

— Хотелось бы влюбляться и целоваться, но это все на потом оставлено. И многие из них пожертвовали своими жизнями, потому что по-другому было просто нельзя.

— Как принимали картину на Международном кинофестивале в Токио?

— Группу тепло приветствовали, а после показа с пристрастием задавали вопросы Алексею Алексеевичу и Елене Окопной. Вообще, японские зрители удивительно деликатны, тихи, скромны, возможно даже слишком, в проявлении своих чувств, мы все-таки ментально более открытая нация. Но было очень трогательно, что они распечатали фотографии из каких-то наших предыдущих картин — у меня из «Левиафана», у Аглаи из «Льда» — и просили подписать.

— Вы долго там были?

— Десять дней. Для Японии это ни о чем. Только к концу поездки я начала приходить в себя, в чем-то ориентироваться — а тут уже и улетать обратно надо. Мы только стали хоть как-то разбираться в элементарных вещах — где там пить и есть. И не потому что мы такие потеряшки и ничего не соображаем, а потому что там все не как у нас, везде строгие правила. Просто так в кафе не придешь — тебя не посадят. Нужно записываться заранее, желательно найти японца, чтобы он мог помочь забронировать место. В 10 вечера закрывается любой общепит, в 10.15 они врубают свет, сигнализируя, что вам пора на выход.

У них правила определенные, они живут по ним. Ты приходишь, видишь свободные места и просишь:

— Ой, у вас там целых три стола пустых, пустите нас на полчаса.

В ответ слышишь:

— Нет.

Это у них не работает. Если вы не бронировали заранее, вас не посадят.

— А можно, мы еще десять минут посидим?

— Нет.

— Да мы же еще не доели!

— Нет.

Самое ужасное для меня в Японии, что там правила существуют ради правил. Это превыше всего.

— Превыше человека?

— Превыше человека. Это нас ломает. В России тоже все непросто, но ощущение, что мы все-таки живем по человеческим законам и они выстроены именно для людей. А там я подчиняюсь некоему мегаполису, некоему духу не пойми кого и не пойми чего. Они считают, что, если все сложить по ячейкам, страна будет процветать.

— Вы были только в Токио?

— В основном. Это отдельный мегаполис, где деньги, туризм, европейские марки и все признаки общества потребления. Если бы я в один из дней не побывала в Киото, наверное, вообще без особого послевкусия осталась. Мы были там в нескольких парках, храмах, в театре, на представлении гейш. Благодаря Киото я как-то расслабляться стала, увидела какое-то тепло, покой, другую Японию. Поэтому, конечно, делать выводы о целой стране, судя только по Токио, — неправильно. Надо жить там минимум месяц, чтобы прошла любая акклиматизация. Путешествовать, ходить в нетипичные места с проводником, который составит тебе программу, чтобы познакомиться со страной, полюбить ее.

Нужна частная поездка, чтобы бродить по улицам, заходить в магазинчики, на рынки, заглядывать в ларечки, поездить на общественном транспорте. Вот до Киото, например, мы ехали на прекрасном поезде. Дорога там не близкая — 500 километров, и я даже сначала отказывалась от этого путешествия. Меня пугало, что нужно преодолеть такой длинный путь, я говорила девчонкам: «Да вы что, это же то же самое, как если бы я сейчас поехала из Москвы до Моршанска». Они уговорили, мол, ехать всего два часа, поезд скоростной. И это было действительно очень комфортно и невероятно быстро, просто стремительно. И Киото мне компенсировал многие непонятки. Но все равно японцы совершенно другие люди. Понимать я их лучше не стала.

— Как с другой планеты?

— Не буду говорить «с другой планеты». Все любят повторять: ой, они инопланетяне. Никакие они не инопланетяне, обычные люди, просто другие. Мы тоже другие, сказки другие читаем, и религии у нас разные. Что говорить, люди камням поклоняются.

— По чему вы в Японии больше всего скучали? Чего не хватало?

— Привычной еды. В продуктовых магазинах с первого раза не разберешься, где клей, а где йогурт. В Японии вообще непросто, особенно мне, вегетарианке. Оказывается, Россия наиболее продвинута в мире по части вегетарианства. А там нигде ничего невозможно поесть. Максимум, что ты можешь себе позволить, — это греческий салат, салат с бурратой, пиццу «Маргарита» и пасту. Это вообще весь мировой набор для вегетарианцев. Куда бы ты ни сунулся с вопросом: «А где бы мне поесть?» — предлагают итальянское кафе. Но сколько человек может съесть за неделю пицц «Маргарита»? (Смеется.)

— Что было самым приятным, когда вы вернулись домой?

— Мамина еда. У меня прямо мечта была — приеду и съем что-то вкусненькое домашнее. Овощной суп, черный хлеб, оливье, его же необязательно с мясом готовить.

— Лена, а почему вы перестали есть мясо и рыбу? Из соображений здорового питания или по каким-то другим причинам?

— По идейным соображениям. Научиться жарить и солить себе подобных, которые могут жить, плодиться, у которых есть характер и свои задачи, — не самое большое достижение человека. Мне кажется это очень примитивным: убить и съесть.

— Что стало поворотным моментом в решении стать вегетарианкой?

— Меня пригласил один иностранный режиссер для участия в его картине. По сценарию я должна была убить и съесть оленя. Режиссер оказался буквалистом и хотел, чтобы я сделала это по-настоящему во время подготовки к съемкам. Переживал, что я убедительно сыграть не смогу, если опыта охоты в жизни не было. Я не смогла, отказалась. Уехала со скандалом, не стала сниматься. Помню, как режиссер меня старался переубедить и задавал мне вопрос:

— Ты не убиваешь и не разделываешь, но ты же есть будешь?

И я долго как уж на сковородке вертелась, подбирая слова и аргументы:

— Но это же делают люди, которые выбрали эту профессию. В природе есть хищники...

Знаете, мои ответы даже меня не удовлетворили ни капли. И я стала размышлять: как можно интересоваться эзотерикой, мирозданием, про душу что-то пытаться узнать, если ты мясо ешь? Невозможно оправдаться тем, что убивал не ты, а специально обученные люди. Ты ел — и ответственность и на тебе тоже. И я отказалась от мяса. Скорее всего, встреча с тем режиссером и произошла именно для того, чтобы я стала вегетарианкой. Я благодарна той встрече, когда мне сказали: ты врешь.

— Жизнь изменилась, когда вы перестали есть живых существ?

— Конечно. До этого ты самонадеянно считаешь себя венцом творения, а всех остальных — покоренным видом, тупым и бездушным. Уверена, мы совсем не венец творения. Да и вообще, мне как-то странно есть курицу, похожую по строению на мою собаку.

— Вы всегда любили путешествовать, мечтали добраться до Уругвая. Осуществили ли эту мечту? Это выглядит вполне реально, ведь виза туда не требуется.

— Нет, до Уругвая мы не добрались, это и в лучшие времена было непросто. Зато в Сочи ездим. У нас этот год идет под эгидой Краснодарского края. Я поняла — Красная Поляна не исследована до конца. (Смеется.) Я там раньше бывала по путевке от Министерства обороны с мамой и папой. А в заново отстроенном курорте с баней и прочими радостями — не была. И вот мы съездили в Сочи в апреле и мае. Не люблю толпу, и летом в самую жару мы туда не поехали.

— Вы в каком составе туда отправились?

— С Володей и с собачкой.

— Как ее зовут?

— Симба, это чихуашка. Он у нас большой из чихуанов.

— И как Симба переносит перелеты?

— Мы на поезде, чтобы не быть в шоке от его лая и не беспокоить людей. И нам понравилось — что-то есть в том, чтобы мягко входить в другой климатический пояс. Все-таки климат Москвы и Краснодарского края отличается. Там субтропики, а у нас совсем нет. И когда в течение суток плавно перемещаешься: Ростов, еще остановка, пальмы появляются, теплеет. Ты сначала выходишь на перрон в куртке, потом уже в майке — в этом есть какая-то прелесть. Мне понравилось путешествие на поезде: 23 часа не так уж и сложно преодолеть, особенно с книжками, фильмами и меняющимся пейзажем за окном. И ты пребываешь в каком-то несуетливом, спокойном состоянии.

— То, что вы переселились за город, тоже добавляет спокойствия в вашу жизнь?

— Добавляет. Мы ездим туда-сюда, тестируем загородную жизнь. И мне нравится. Я вообще себя считаю человеком от земли, мне на пользу такой образ жизни — деревня, воздух. Но это не глушь, мы не забирались в чащу: 30—40 минут от Москвы, чтобы быть мобильным и при необходимости приехать на съемки. Мне нравится за домом ухаживать, делать какую-то мелкую работу на земле. Мы то землянику собирали, то сливу. Я радовалась — до самых морозов у нас малина плодоносила. Пару дней назад мороз вступил, а до этого времени у меня анютины глазки цвели.

Как и предполагала, я природный человек. Кайф — утром сесть на веранде с кофе, птички летают, поют...

— Наш журнал выходит 25 декабря, ровно в ваш день рождения. Как вы к нему относитесь? Многие говорят: я не люблю, не отмечаю. Надеюсь, у вас не так?

— Отношение у меня непростое, трепетное, тревожное.

— Прямо тревожное?

— И тревожное, да. Не в смысле, что тик-так ходики, улетают годики. Нет. А как его отметить. Я знаю массу знакомых, которые ждут от этого дня какого-то фантастического сюрприза, чтобы близкие, родственники, друзья прямо с утра носили на руках, любили, подкидывали, ресторан оформили. Это остается в мечтах любого человека, мужчины или женщины, не думать о своем дне рождения, а проснуться утром сразу в раю, где тебе в одно ухо просекко вливают, в другое клубнику накладывают, но жизнь складывается не совсем так. И ты понимаешь, что этот день такой непростой, сложный, который надо осознанно прожить.

Я провожу его только с теми, кого очень люблю. Если приглашаю кого-то в гости или в ресторан, то это только самые близкие друзья. Чаще всего я праздную день рождения исключительно в семейном кругу.

— Как вы в детстве отмечали день рождения?

— У нас было принято в школе конфеты обязательно всем раздать. И, конечно, я носила туда конфеты, в классе меня поздравляли, подружки приходили домой в гости, был стол. У нас в семейных традициях отмечать праздники в любом случае — накрывать стол и делать это торжеством, а не обычным бытовым днем. Поэтому, конечно, мы всегда в дни рождения ждем подарков друг от друга, внимания, любви.

— Какие подарки особенно запомнились?

— Все прекрасные, трудно выделить. У меня всегда было много подарков, мама об этом всегда думала заранее. И еще следила, чтобы мой день рождения не смешался с Новым годом. Они у нас всегда четко разграничивались. Но елка 25 декабря дома уже обязательно стояла. С этого дня мы начинали все новогодники.

— Что вам мама рассказывала про день, когда вы появились на свет?

— Я родилась рано, в 8 утра с копейками. Это был морозный солнечный хороший день. (Улыбается.)

— Как вас хотели назвать? Были какие-то варианты, кроме Елены?

— Никаких. Родителям имя понравилось. Оно тогда было популярным. И маме показалось, что мне оно подходит. И отцову бабушку звали Еленой. Имя в семье было не чужое. Все одобрили.

— Каким было ваше детство?

— Прекрасным. Формально, думаю, оно не сильно отличалось от вашего. И сказки, и утренники у нас с вами одинаковые были. И генсеки тоже.

— Вы сильно изменились? Меняется ли сама суть человека, то, что в него заложено?

— Ну, если ничего ужасного не происходит с человеком, никто в него не подселяется, жизнь не ломает, все идет в сторону раскрытия и развития его личности, в сторону роста. По правилам эволюции, это один и тот же организм, который просто расцветает. Семечко, бутон и роза — не разные растения. В этой розе вечная семечка, а в этой семечке вечный потенциал розы, если все правильно происходит каким-то органичным безнасильственным путем, путь развития личности всегда неизбежно одинаков, такой алгоритм. Это его предназначение — стать большим красивым высоким цветком из маленького зернышка. Мы не превращаемся в других. Но, конечно, происходит какое-то дополнение или чистка чего-нибудь, лишних опытов, шелухи. Так бывает, жизнь закручивает тебя...

— Я понимаю, что у вас так было?

— У всех бывает. Потом ты снова возвращаешься на свой эскалатор... Если ты сирень, как бы ты ни хотел стать грибом, шляпка у тебя не вырастет. Ваш путь развития — цветки давать. Это натурально, природно, божественно заложено и естественно.

— О чем вы мечтали в детстве, и что из этого исполнилось?

— Все. Я так не хотела менять фамилию! Думала, переживала: «У меня такая фамилия хорошая, звучная. Как же так, неужели ее придется поменять?!» Спрашивала у родственников:

— А кто не меняет фамилию?

— Только артистки не меняют фамилию.

— Вот это да, вот это кому-то повезло.

И видите, как сложилось...

И роспись с первого класса-то я министерскую придумывала.

— Министерскую?

— В смысле, не простую, а чтобы очень красивая была. Я тренировалась, уверенная, что в будущем пригодится. И пригодилось.

Кем-то из публичных деятелей мне хотелось быть.

— Кто был идеалом публичных деятелей?

— Сурдопереводчики, фигуристы, ведущие прогноза погоды, ну, и актрисы, конечно. Ну, актрисы уж совсем прямо какими-то небожителями казались. Мне вообще думалось, что это все невозможно, несбываемо и ко мне точно не имеет никакого отношения. У меня даже слегка завидка была по поводу этой среды. Мол, где актеры и где я?! Я росла в семье военных, инженеров, а это какая-то другая жизнь, непонятная, неизвестная, ко мне отношения не имеющая...

— Никогда не пожалели, что стали артисткой?

— Нет, о чем вы говорите!

— Ни на секунду?

— Ну, один раз пожалела. Когда я по результатам тестирования узнала, что у меня прилично высокий IQ. Сколько всего не реализовано, сколько упущенных возможностей. Я могла взять вообще любые высоты. (Смеется.) Я занимаюсь не тем, чем должна. В общем, меня не порадовал результат. Шучу, конечно же.

Ой, вспомним сейчас Платонова, которого сыграл Калягин в «Неоконченной пьесе для механического пианино»: «Мне тридцать пять, Лермонтов восемь лет как лежал в могиле! Наполеон был генералом!»

— Но если все-таки подумать, что бы могло вас так интересовать, как актерство?

— Философия, наверное. Я вообще жалею, что математикой серьезно не занималась. Мои интересы были, как говорится, в другом кармане. Гораздо позже осознала, что мир — это алгоритмы, божественная математика... И землянам она доступна в каких-то низших своих проявлениях, ну чтобы хоть как-то понимать мироздание. Все-таки люди, представляющие фундаментальные науки, — это отдельная каста, которая чуть-чуть больше понимает про вселенную.

Мне казалось, что математика скучная, но отношение к ней меняется, когда ты начинаешь интересоваться философией, метафизикой, просто физикой и понимаешь, что эти инструменты являются фундаментальными и помогают человеку расширить свой кругозор и понять какие-то глобальные вещи. А без них на одной художественной литературе невозможно жизнь познавать, скажу грубо, нюхать ее. Твои трубочки, которыми ты познаешь мир, частично обрезаны, потому что ты профан в математике, в физике, химии, биологии и не понимаешь простых законов.

Когда я всем этим стала интересоваться, как же мне было интересно читать про Николу Теслу и ученых, которые искали альтернативные энергии. Во всех их признаниях первой мыслью было то, что они искали Бога и законы мироздания.

Если идти в науку с мыслью, которую нес Эйнштейн, что можно жить в мире, в котором нет чудес, или в мире, в котором одни сплошные чудеса, — я бы шла именно в эту сторону, искала бы чудо...

Для меня в какой-то момент стало открытием, что ученые, может быть, даже более творческие, чем люди искусства. У них и представление о мире, и масштабы, и законы совсем другие.

— Вы часто смотрите на звезды?

— Конечно, у меня телескоп есть. На прошлый день рождения супруг подарил.

— И долго вы можете сидеть с телескопом?

— Он не настолько совершенен, чтобы с ним можно было долго сидеть. Устаешь. Его настраиваешь, но планеты уходят, они же двигаются, поэтому все время что-то ловишь. Невозможно сесть спокойно, ты бесконечно подстраиваешься и двигаешься. Есть, конечно, какие-то сумасшедшие навороченные телескопы, которые сами двигаются, находят планеты. Но у меня он не такой крутой, хотя и не самый примитивный. Мне очень интересно. Я и до этого всегда смотрела на небо, довольствуясь то подзорной трубой, то биноклем, и была счастлива, когда мне купили более совершенное оборудование. Вот все жду, когда прилетят зеленые человечки.

— На этот день рождения вы чего хотите?

— Микроскоп, наверное...

— Почти сразу после вашего дня рождения наступает Новый год.

— И это прекрасно. Мне кажется, это самый главный праздник. У нас в стране люди его очень любят. Если к своим дням рождения кто-то сложно относится, то к Новому году все — положительно. И у взрослых, у детей каникулы. Все с детства ждут чуда и не хотят отказываться от этого. Я и сама очень жду и люблю этот праздник. Он традиционный, семейный. Я пробовала его когда-то и за границей отмечать, и в теплых краях, но новогодняя атмосфера утрачивается где-то на океане. А вот елка, оливье, мандарины, шампанское, куранты, новогодние «Огоньки» по телевидению — это радостно и прекрасно...

— Будете встречать его в доме в Подмосковье?

— Пока не знаю. А вдруг в гости какие-то пойдем или к себе кого-то позовем. Еще есть время, можно подумать. Но в любом случае будем отмечать нарядные, веселые. Мы обязательно наряжаемся, украшаем пространство, в котором находимся, вешаем шары, огни, гирлянды. Много гирлянд! Обожаю, когда в новогодние праздники уже с утра везде огоньки горят. Просыпаешься — и чуть-чуть сказочная квартира. Такая атмосфера раз в году бывает.

А у меня эти праздники получаются особенно длинными. Я из своего личного праздника в Новый год вступаю, и у меня уже 25 декабря и подарочки какие-то, и пакетики, и коробочки, и открыточки. Я погружена в эту атмосферу. Даже если после дня рождения есть рабочие дни, совсем скоро снова наступают праздники, я не теряю праздничного настроения. Самое главное для меня — купить всем подарки, поздравить всех своих любимых и близких людей.

— Вы заранее начинаете подарки искать?

— Стараюсь. У меня уже все готово, чтобы всех поздравить. Мама приучила к сюрпризам. Мы все готовимся. У нас есть традиция, которая называется — «Под елку». Мы собираемся у мамы в определенный день, складываем под елку подарки, а потом вместе начинаем их доставать и дарить друг другу. Это и сближает, и радует...

Из чего ведь наша жизнь состоит? Из таких новых годов, дней рождения, когда мы собираемся, поздравляем, гладим друг друга, целуем, желаем от души чего-то доброго, с трепетом подарки покупаем. Помню, еще была студенткой, и у меня только появились первые деньги, и я бежала в какие-то магазинчики рядом со «Щепкой» и там обязательно искала подарки маме, папе, брату Никите. Это было и важно, и волнительно. Это тоже про семейную любовь. У нас это как-то все неформально и мило...

Все ждут конец года, отчеты по делам сдали, наступил момент выдоха. Хорошее время сделать выводы по прошедшему году. Мы всегда его тепло провожаем, вспоминаем события, которые произошли. Не говорим ни о чем плохом, только о наших радостях, больших и маленьких победах. К чему мы двинулись, к чему придвинулись, к чему шли, чего добились, что получилось. Может быть, по здоровью что-то у кого-то лучше стало или какие-то неприятности преодолели. Мы обязательно все это вспоминаем и с надеждой на лучшее встречаем Новый год.

— Что пожелаете читателям?

— Всего самого-самого наилучшего, семейного тепла. Любить и быть любимыми, не пропускать это чувство, его греть и взращивать в семье. Дом — не дом, если там холодно и нет любви. Пусть в каждом доме будет любовь, тогда его хочется беречь, защищать, вкладываться в него, бежать в него, отдаваться там. Любовь, наверное, самое главное в семье и в жизни вообще.