ТОП 10 лучших статей российской прессы за
Nov. 20, 2015

В селе Кисловском Свердловской области пенсионерка живет одна, с кошкой Марусей и песиком Мишкой. За скотиной ходить уже сил нет, держать ее тоже негде: «конюшня прохудилась». В доме трескаются стены, в полу у печки провал. Из-за сквозняков приходится ходить по дому в валенках. Починить некому. На внука Лешу, которому пошел восемнадцатый год, Любовь Геннадьевна жалуется: «Иди, говорю, к фермерам картошку перебирать, легко 500 рублей заработаешь. Нет, он будет в калошах на босу ногу ходить, но пальцем не пошевелит». Старший внук, Дима, живет с женой и сыном-младенцем в соседнем Каменске-Уральском, ждет призыва в армию: «Говорит, бабушка, я там останусь служить». С работой что в деревне, что в городе проблемы. Дима выучился на каменщика, но устроиться не может.

Любовь Геннадьевна работала дояркой в колхозе, в столовой там же, потом на элеваторе на хлебной базе, но стажа для повышенной пенсии не хватило. Машина дров стоит ровно ее месячную пенсию — семь тысяч. Чтобы хватило на зиму, нужно две машины.

— Лесник разрешил дрова рассрочить на два платежа. Три с половиной тысячи отдала, — подсчитывает Любовь Геннадьевна. — А надо еще за свет, а на оптовке закупить на месяц макарон, масла, сахару.

В Кисловском живет почти 900 человек. Покосившиеся домики с резными наличниками стоят рядом с двух-трехэтажными кирпичными особняками. Богатые дома в основном у местных фермеров и приезжих. У греков в селе производство могильных памятников, азербайджанцы у них работают, а местные от этого не в восторге. В дома покрепче заныривают желтые трубы газового отопления. У бедных семей нет денег, чтобы завести в дома газ, приходится топить дровами. Минимальная пенсия в Свердловской области — 7161 рубль, это прожиточный минимум по региону. Выживать приходится на одних макаронах и картошке с огорода. До 2002 года пенсия высчитывалась, исходя из размера зарплаты и стажа работы. Высоких зарплат в селе особо не было. Для минимальной пенсии женщине нужно было отработать 20 лет, мужчине — 25.

Сельское гражданское общество

— Семь тысяч рублей — откуда, с каких расчетов? — задается риторическим вопросом Зинаида Владимировна. — Или они там сидят в правительстве и не знают бед деревенских?

Зинаида Владимировна — помощница местного священника и занимается «социальным служением». Это она составляла списки нуждающихся для «Милосердия». Подруги зовут Зинаиду Владимировну «женсоветом». Она и правда глава женсовета при сельской администрации, устраивает праздники, организует все — и кружки рукоделия, и газовый кооператив.

Всех пенсионеров, к которым мы заходим, Зинаида-женсовет убеждает: «В церковь-то ходишь? Ходи!» Церковные активисты, единственный вид активистов в селе, собираются, чтобы выпить чаю в «трапезной» — домике возле храма. Печку перед чаепитием заранее растопил Олег — бывший заключенный, которого священник подобрал возле центра для бездомных. Раньше нужно было платить специальному истопнику. Олегу не платят, зато вся пенсия по инвалидности в его распоряжении. Он и смартфон себе купил, накачал в него песен группы ABBA. После инсульта Олег говорит, запинаясь, и ходит, подволакивая ногу. Левой рукой — сплошь в татуировках — он рисует иконы, правую парализовало. Мечтает расписать стены церкви.

— Да это невозможно в вашем состоянии! — спорят старушки.

— В-возможно! — Олег выдавливает из себя слово. — П-привязать меня за пояс — и вверх!

Священник, отец Сергий, здесь новенький, настоятелем служит всего полгода. Сплоченная община из десятка пожилых женщин досталась ему «в наследство» от отца Владимира, ушедшего на покой.

— Так получается, что в общине кто-то болен, кому-то предстоит операция… А до молодых я не знаю, как достучаться, — отец Сергий переживает, что прихода скоро не останется. — Люди к Богу ходят как к волшебнику, за своими нуждами.

— Не думайте, батюшка, мы не доживаем, мы живем! — шутливо поправляет седая Валентина Романовна, главная церковная энтузиастка. Она даже из дома культуры уволилась, чтобы больше времени заниматься храмом.

— По всей стране висят билборды: покупайте то, покупайте сё… — продолжает отец Сергий. — А я хочу на все село расставить цитаты из Священного Писания, в них дух святой. Разве что так привлечь…

Сельскому храму Петра и Павла в следующем году будет 270 лет. С 90-го года храм восстанавливают своими силами, ищут спонсоров — заново отстроили колокольню, но здание еще требует ремонта — в подвале обвалилась балка. На почетном месте стоит старая икона со святыми покровителями сельского хозяйства. Эту икону в советские времена сохранила бабушка Зинаиды Владимировны. В ее молодости в церкви показывали кино и устраивали танцы, позже там был гараж для совхозной техники. В куполе с XIX века остались полустершиеся росписи.

— Помню, танцевали здесь, я смотрела вверх на росписи: что это, зачем? — вспоминает Зинаида Владимировна. — Уж как я каюсь теперь!

— Нет греха непростительного, есть нераскаянный, — поучает батюшка.

— Я тут почитала книжку, как прийти к покаянию. Так это меня на помойку надо выбросить, я совсем грешница! — машет рукой Зинаида.

— Социальное служение — для церкви не главное, — раскрывает карты батюшка, пока меня потчуют гречневой кашей. — Пока человек от страстей не освободится, ему сколько ни давай, все равно помочь нельзя.

— Отчего люди пьют? От безысходности. Не могут устроиться на работу, куска хлеба нет, какая уж тут церковь? — осторожно, но твердо возражает отцу Сергию Зинаида Владимировна.

«Умные головы считают экономику»

— Я мало робила, 20 лет только. Поэтому семь получаю, — объясняет жительница села Олимпиада Алексеевна. Она ведет нас в дом и смеется над своей неразгибающейся спиной. — У меня маму парализовало, надо было за ней ходить, да и ребятюшки были маленькие. Вот дедушка больше робил, у него 10 тысяч пенсия.

— Робил! А мне записали — … (фигня. — Ред.)! — ворчит дедушка со своей кровати. Почти не встает уже.

— Сахар на оптовке теперь по 57 рублей за килограмм — как в магазине. Кризис… — Лена, дочь Олимпиады Алексеевны, еще не пенсионерка, но с зернового элеватора уволилась. — Кто там работает — у тех рак легких, и у меня грудь болеть начала.

Лена опасается, что до пенсии не доживет: «Пенсионный возраст отодвигать будут, по телевизору говорят».

— 5 литров масла на месяц — 400 рублей, — считает она. — Еще покупаем рис, вермишели пять кило. Тушенки пару банок — по 116 рублей, дорого. Да и плохая, там соя одна.

Мясо в семье не покупают, обходятся суповыми наборами с курицей. Огород большой, вот радость. Картошки в этом году собрали 150 ведер — хватило бы на весь год, если бы не портилась в мешках.

Брат Лены умер от алкоголизма. Муж в 90-е начал было свой бизнес, они с женой хотели быть фермерами. Но рэкетиры, вспоминает Лена, «наехали» и отобрали только что купленное на единственные деньги оборудование. Тогда от обиды спился и муж. Среди тех, кому «Милосердие» помогает дровами, очень много вдов.

— Столько машин им туда, на Украину, вбухали, — вспоминает Лена гуманитарные конвои, которые показывали по телевизору. Это главное, что она запомнила про войну на Украине. — Сами не знаем, чем крышу починить, а им везут и везут всего.

Замглавы района по социальной политике Ирина Кырчикова рассказывает, что для инвалидов, ветеранов труда, многодетных семей есть льгота на дрова: из бюджета возвращают их стоимость. Только героям репортажа льгота не положена. Каменский район — дотационный, всем помогать средств нет, разводит руками чиновница.

— Денег-то нам не достается. Это такая государственная политика, мы не можем это обсуждать, там ведь умные головы считают экономику страны. Может, Москва и должна так жить. Хотя на периферии людям это не очень нравится, конечно. Но городские люди более капризные, а наши нет: терпеливые, понимающие.

Машины с дровами от «Милосердия» приедут в семьдесят шесть домов.