ТОП 10 лучших статей российской прессы за
June 30, 2017

Можно быть уверенным, что градус публичных и подковерных дискуссий вокруг глобальной климатической повестки дня скоро опять повысится. 7 июля в немецком Гамбурге откроется саммит «большой двадцатки», в повестке которого значится координация усилий стран по борьбе с глобальным потеплением. Причем речь пойдет не просто о «мягких» мерах и самоограничениях, но и о согласовании конкретного финансового механизма «принуждения к Парижу» в форме так называемого углеродного сбора — наднационального налога на выбросы углекислого газа, а также других финансовых инструментов.

Традиционно нерушимый блок США и примкнувшей к ним «шестерки» развитых стран не выдержал испытания климатом, и вместо традиционного расклада «Запад против остального мира» на этот раз на саммите в Гамбурге зреет интрига.

Американский демарш крайне не понравился европейцам.

«Парижское соглашение должно уважаться. Это соглашение живо, и мы будем продвигаться по нему — с участием или без участия администрации США», — отметил глава Европарламента Антонио Таяни.

Официальный представитель правительства Германии Штеффен Зайбертзаявил на брифинге, что германское правительство разочаровано решением США.

«Америка повернулась спиной к миру, но Франция не откажется от борьбы с изменением климата», — посетовал президент Франции Эммануэль Макрон.

Свое сожаление выразила германский канцлер Ангела Меркель.

Фантазия главы Еврокомиссии Жана-Клод Юнкера оказалась богаче. Он выступил в жанре нуар-фэнтези, связав будущую климатическую катастрофу с сегодняшней проблемой беженцев: «В последние годы мы столкнулись с наиболее значительным притоком беженцев со времен Второй мировой войны, но сегодня мы должны предотвратить еще более важный кризис, действуя без промедлений <…> невыполнение обязательств по Парижскому соглашению грозит к 2050 году появлением до 250 миллионов климатических беженцев».

В то же время два незападных гиганта, Китай и Индия, формально выразив поддержку Парижскому соглашению, серьезных «климатических» обязательств на себя брать не стали. Более того, они честно сообщили, что до 2030 года в этих странах выбросы парниковых газов будут только расти — ввиду продолжающегося промышленного развития.

Наконец, в России, как и в США, по вопросу участия в глобальной климатической игре произошел глубокий раскол в бизнес-элите. В ноябре 2015 года «Русал», Сбербанк, «Роснано», «Русгидро» и «Ингосстрах» создали Российское партнерство за сохранение климата. Позднее к партнерству присоединились ВТБ, Альфа-банк, АЛРОСА, Европейский университет в Санкт-Петербурге и ряд других компаний и организаций. Наиболее активным «двигателем» партнерства стал глава «Русала» Олег Дерипаска. По его мнению, действующий формат многосторонних обязательств по уменьшению выбросов парникового газа мало повлияют на окружающую среду, и единственный эффективный способ снизить вредные выбросы — ввести глобальный налог на выбросы углерода, как минимум 15 долларов за тонну.

Против углеродного сбора выступают черные металлурги, представители добывающего сектора и традиционной энергетики, химики. С резкой публичной критикой инициативы Дерипаски о плате за углеродные выбросы в прошлом году выступил губернатор угольно-металлургического Кузбасса Аман Тулеев.

Ниже мы еще остановимся подробнее на аргументах сторонников и противников углеродного сбора, здесь же только укажем, что в итоге острых дискуссий в июне прошлого года РСПП принял большинством голосов резолюцию и направил письмо президенту Владимиру Путину. В нем подчеркивается, что «обязательство к 2030 году сократить выбросы в атмосферу до 7075% от уровня 1990 года Россия уже перевыполнила, достигнув уровня 58%». Учитывая это, «реализация положений Парижского соглашения будет оказывать негативное влияние на темпы социально-экономического развития РФ и создавать риски для состояния и конкурентоспособности большинства базовых отраслей российской экономики». При этом «не должны реализовываться модели углеродного регулирования, связанные с дополнительной финансовой нагрузкой на базовые отрасли экономики».

Здесь надо, пожалуй, остановиться на Парижском соглашении чуть подробнее — чтобы понять, почему вокруг него ломается столько копий.

Бессмысленный и бесполезный

Парижское соглашение (ПС) было принято на прошедшей в ноябре–декабре 2015 года во французской столице 21-й конференции Рамочной конвенции ООН об изменении климата (РКИК). Подписание соглашения началось 22 апреля 2016 года, а 4 ноября того же года соглашение вступило в силу - через месяц после того, как было ратифицировано 55 странами, на долю которых приходится не менее 55% общих глобальных выбросов парниковых газов. Ключевым оказалась ратификация документа в сентябре 2016 года США и Китаем, на которых в сумме приходится около 40% глобальных выбросов.

ПС должно прийти на смену знаменитому Киотскому протоколу, срок действия которого истекает в 2020 году, и направлено оно главным образом на ограничение антропогенных выбросов парниковых газов.

Идея соглашения основана на теории о так называемом глобальном потеплении — увеличении средних температур планеты в силу антропогенных факторов, а именно выбросов парниковых газов.

Цель Парижского соглашения состоит в удержании прироста глобальной средней температуры «намного ниже 2 °С сверх доиндустриальных уровней» и приложении усилий для ограничения роста температуры до уровня 1,5 °С. Учитывая, что земная температура уже повысилась на 0,85 °С, эта цель оказывается достижимой только при реализации той климатической модели, которая предполагает масштабные меры по ограничению выбросов парниковых газов.

Это уже не первая попытка «управлять» климатом. Так, первая Всемирная конференция по климату состоялась еще в 1979 году. В 1988 году создана Межправительственная группа экспертов по изменению климата (МГЭИК). В 1992 году принята Рамочная конвенция ООН об изменении климата.

Наконец, в 1997 году заключен Киотский протокол. Впоследствии он дополнялся уточняющими документами. Так, в 2001 году были приняты Марракешские договоренности, в которых подробно изложены правила осуществления Киотского протокола, приняты новые инструменты финансирования и планирования процесса адаптации к изменению климата и определена концепция передачи технологий. В 2009 году разработан проект Копенгагенского соглашения, требующего от стран представить обязательства по сокращению выбросов.

Парижское соглашение предусматривает, что каждая страна-участница самостоятельно разрабатывает свой вклад в снижение выбросов парниковых газов (Intended Nationally Determined Contributions). Страна может скорректировать свой вклад в сторону ужесточения природоохранных мер в любое время и раз в пять лет обязана сообщить в РКИК ООН о достигнутом вкладе.

Но никаких обязательств, целевых показателей или штрафных санкций Парижское соглашение само по себе не накладывает. Строго говоря, этот документ вообще не имеет обязывающей силы. В связи с чем есть большие основания полагать, что в качестве меры, направленной на снижение выбросов парниковых газов, это документ бессмысленный и бесполезный. Если страны сами не захотят их снижать, то и не будут.

Отметим, что Киотский протокол, в отличие от Парижского соглашения, целевые показатели имел. Планировалось снизить уровень антропогенных выбросов парниковых газов на планете в среднем на 5% от уровня 1990 года. И эта квота в разных пропорциях делилась между разными странами. Скажем, России было достаточно просто сохранить уровень 1990 года, США — снизить выбросы на 7%, Японии — на 6%.

Но юридически обязывающим этот документ тоже не был. И его выполнение было фактически саботировано. Россия свои обязательства перевыполнила, США и Япония выбросы только нарастили. Страны, нарушившие свои обязательства в рамках Киотского протокола, не понесли никакой ответственности за это: ни экономической, ни политической.

«Крайне высоки риски повторения ситуации, когда Россия делает все возможное для сохранения климата на планете, пусть даже в ущерб своим экономическим интересам, а наши партнеры либо вообще не приступают к работе, как это было, например, с США во времена действия Киотского протокола, либо без каких-либо последствий для себя, репутационных или экономических, “сходят с дистанции” в удобное для них время. Нам необходимо четко обозначить свою позицию по данному вопросу, оценить последствия всех возможных вариантов реализации Парижского соглашения в России с учетом наших экономических интересов, наших экономических возможностей, не подрывая нашу конкурентоспособность», — говорит глава Института проблем естественных монополий (ИПЕМ) Юрий Саакян.

Другой аспект Парижского соглашения — финансовый. Предполагается, что развитые страны помимо сокращения собственных выбросов будут финансировать проекты сокращения антропогенной эмиссии парниковых газов в развивающихся странах.

В качестве основного канала поддержки проектов безуглеродной энергетики развивающихся стран рассматривается базирующийся в южнокорейском Инчхоне Зеленый климатический фонд (Green climate fund), созданный при участии РКИК ООН в 2010 году. В 2015 году уже были отобраны первые проекты для финансирования, но фактически объем управляемых фондом средств далек от заявленных, он немногим превышает 10 млрд долларов.

Россию этот «праздник жизни» пока формально не затрагивает: согласно формальному определению ООН, мы не развитая и не развивающаяся, а «транзитная» страна. Впрочем, как мы видели, в нашей стране есть влиятельные сторонники идеи взять на себя повышенные обязательства.

Итак, в настоящее время ПС — соглашение, что называется, с открытым кодом. Фактически страны в значительной степени свободны выбирать инструментарий достижения согласованных уровней выбросов. К тому же санкции за нарушение этих уровней отсутствуют. Конкретные меры обязывающего характера будут приниматься потом, когда и если оно вступит в силу.

Впрочем, «мягкий» формат Парижского соглашения заставляет климат-активистов перейти к решительным действиям. Не случайно в повестку гамбургского слета «двадцатки» включен пункт о скоординированных усилиях по введению углеродного сбора.

Теперь самое время отвлечься от хитросплетений международных усилий по «спасению» климата и задаться сущностным вопросом: а нуждается ли климат нашей планеты в этой коллективной спасательной операции? И если да, являются ли парниковые газы, выбрасываемые углеродной экономикой, той самой «империей климатического зла»?

Гипотеза, ставшая аксиомой

Теория глобального потепления, лежащая в основе героической борьбы за будущее планеты, основана на представлении о том, что климат меняется в силу парникового эффекта.

Что понимают под этим набившем оскомину термином? Приблизительно треть солнечной энергии, достигающей верхних слоев атмосферы Земли, отражается и уходит обратно в космос. Остальные две трети поглощает земная поверхность и — в меньшей степени — атмосфера. Большая часть этого теплового излучения, испускаемого сушей и океаном, поглощается атмосферой, в том числе облаками, и вновь излучается на Землю. В результате температура поверхности нашей планеты и нижних слоев атмосферы повышается. Фактически атмосфера, точнее, ряд конкретных ее газовых составляющих, которые и получили отсюда название парниковых, выполняют роли «стенок» планетарного «парника». Без парникового эффекта средняя температура поверхности планеты составляла бы –19 °С вместо реальных +14 °С.

Основной вклад в формирование парникового эффекта на Земле вносят водяной пар (49%) и облака (25%). Впрочем, до борьбы с облаками пока не догадались даже самые буйные экологи, и все внимание прогрессивной общественности оказалось сосредоточено на других парниковых газах (ПГ). К таковым Киотским протоколом были отнесены двуокись углерода (СО2), метан (СН4), закись азота (N2О), гексафторид серы (SF6), а также гидрофторуглероды и перфторуглероды. Самый массовый из них — двуокись углерода, он несет ответственность за 19% парникового эффекта.

Важно подчеркнуть, что вопреки закрепившемуся в массовом сознании мифу углекислый газ — это не отходы, не загрязнения, не ядовитые вещества, не дым из труб, а естественная составляющая атмосферы Земли, продукт функционирования биосферы нашей планеты.

Углекислый газ — естественная часть земного биогеоценоза, он участвует в процессах фотосинтеза и выступает, таким образом, «пищей» для растений планеты. Что характерно, исследование по материалам спутникового зондирования показало, что за последние тридцать лет в мире существенно выросла суммарная площадь растительной листвы, и вызвано это было в первую очередь ростом концентрации CO2 в земной атмосфере.

К тому же подавляющая часть выбросов углекислого газа не связана с деятельностью человека. Выбросы в атмосферу двуокиси углерода естественными источниками — вулканами, Мировым океаном, животными — превышает 770 млрд тонн в год. В то время как антропогенный вклад в «парниковый эффект» — 35,7 млрд тонн, что составляет всего лишь 4,5% от общего объема поступающих в атмосферу ПГ. Как точно сформулировал в одном из давних интервью нашему журналу видный российский океанолог академик РАН Александр Лисицын, «человек пока еще слишком слаб для того, чтобы оказывать серьезное влияние на климат нашей планеты» (подробнее см. «Наш Солярис», № 35 за 2004 год).

Далее. Вопреки агрессивной пропаганде климат-активистов тезис о катастрофическом антропогенном влиянии на глобальное потепление вовсе не является надежно доказанным наукой. По этому поводу у ученых-климатологов нет и тени консенсуса.

Дело в том, что климат Земли — сложнейший многофакторный междисциплинарный объект изучения. При этом по поводу имеющихся массивов климатических данных налицо целый веер различных интерпретаций.

Многие ученые-климатологи считают, что определяющими факторами, влияющими на земной климат, являются циклы солнечной активности и процессы, происходящие в Мировом океане, при этом, похоже, именно Солнце «управляет» океаном.

Действительно, если взглянуть на график изменения температуры поверхностной атмосферы Земли за последние четыреста с лишним тысяч лет (см. график 2), мы увидим сменяющие друг друга циклы глобальных потеплений и глобальных похолоданий (такую реконструкцию удалось осуществить совсем недавно, путем радиоизотопного анализа воздуха из микропузырьков в толще реликтового льда, полученного из сверхглубокой скважины, пробуренной российскими исследователями неподалеку от нашей станции «Восток» в Антарктиде). Предыдущие четыре эпизода глобальных потеплений имели место на нашей планете примерно 415, 325, 280 и 125 тыс. лет назад. И все они перемежались гораздо более продолжительными периодами уменьшения температуры. Типичная продолжительность «глобальных ледниковых периодов» составляет порядка 100 тыс. лет, тогда как фазы глобального потепления длятся не более 10–15 тыс. лет.

Что еще можно сказать, анализируя этот график? За обозримое геологическое время средняя температура у поверхности Земли изменялась в диапазоне от +4 до –6 °С относительно среднего значения в XX веке. Текущая отметка земной температуры на этой шкале — +2 °С — лежит пока в пределах естественного диапазона тысячелетних колебаний.

И еще любопытная деталь: нынешняя температура приземной атмосферы все еще на два градуса ниже пика предыдущего глобального потепления, притом что сегодняшний уровень концентрации парниковых газов в атмосфере примерно на треть выше, чем в период прошлого пика.

Более того, научные изыскания антарктических льдов на станции «Восток» показали, что связь между температурой и содержанием углекислого газа не только прямая, но и обратная. Учеными был определен лаг в 500–600 лет, на которые рост температуры предшествовал росту содержания углекислого газа. Кстати, за 500–600 лет как раз полностью перемешивается верхний, деятельный слой Мирового океана, в котором и заключена основная масса углекислого газа (в океане содержится углекислого газа приблизительно в 90 раз больше, чем в атмосфере).

Что интересно, еще не так давно, в 1970-е, в мире господствовала идея о неотвратимости грядущего уже в ближайшем будущем нового ледникового периода. Глобальное похолодание было довольно популярной темой фантастической литературы, оно же было темой международного метеорологического симпозиума в 1972 году в Стокгольме. В то время даже раздавались призывы принять меры для… стимулирования роста температуры на поверхности Земли.

Теория глобального потепления, и потепления в силу именно антропогенных факторов, стала набирать популярность только с конца 1980-х.

В 2010 году сотрудник Стокгольмского университета Фредрик Лундквистпредложил свою реконструкцию отклонений средних температур Северного полушария к северу от параллели 30 градусов северной широты. За эталон, от которого считались отклонения, были приняты температуры 1961–1990 годов. Расчеты производились на основе исследований древесных колец.

Полученная модель (см. график 3) неплохо коррелировала с известными нам из исторических источников фактами. Так, заметен римский климатический оптимум в первые столетия нашей эры. В это время климат Европы был жарким и влажным настолько, что римляне смогли наладить в завоеванной Британии выращивание винограда и производство вина. Потом — раннесредневековый климатический пессимум, характеризовавшийся более холодным и сухим климатом. Высохшие степи Евразии и потерявшие в продуктивности земли севера Европы выплеснули на юг орды ищущих пропитания варваров, которые сокрушили Римскую империю.

Далее последовал средневековый климатический оптимум. Погода в это время была настолько теплой, что викинги смогли совершать трансатлантические путешествия и обнаружили за океаном прекрасную, покрытую зеленой растительностью землю, которую они так и назвали — Гренландией.

Ну а потом наступил Малый ледниковый период. В то время погода Европы была настолько холодной, что реки и каналы Нидерландов замерзали настолько прочно, что на них зародился предок современного конькобежного спорта. Замерзали даже Босфор и Адриатическое море, а в Италии зимой бушевали метели.

Эти изменения отмечены в летописях документально, и они видны в реконструкции Лундквиста. Но вот критического глобального потепления в ней нет — есть лишь очередной, даже не самый большой климатический оптимум. Всего этого, однако, нет в моделях Межправительственной группы экспертов по изменению климата (МГЭИК).

Как отмечают в своей работе «Об изменениях температуры воздуха Северного полушария за последние 2000 лет» русские географы Павел Вайновский и Валерий Малинин, главным проводником идеи глобального потепления за счет воздействия антропогенных факторов стала созданная в 1988 году МГЭИК. Уже в Первом отчете группы в 1990 году сделан вывод, что глобальное потепление — это «результат СО2, являющегося парниковым газом».

Причина здесь, возможно, в том, что тысячам ученых были выделены средства на поиск связи между антропогенными выбросами углерода и изменением климата. При этом доказательство отсутствия такой связи не было профинансировано вовсе. Получается, что результаты работы МГЭИК были заранее предопределены, так как цель доказать вредное влияние антропогенных выбросов углекислого газа ставилась изначально.

Накал борьбы с антропогенным фактором у МГЭИК год от года только нарастал. Если в Третьем отчете (2001 год) потепление климата связывалось с антропогенным воздействием с вероятностью 60%, в Четвертом (2007 год) — с вероятностью 90%, то в Пятом (2013 год) — уже с вероятностью 95–100%.

Не обошлось и без скандала. Когда модель изменения климата, разработанную в недрах МГЭИК (за своеобразную форму этот график получил прозвище «хоккейная клюшка»), попытались применить независимые исследователи, выяснилось, что она выдает уверенный рост средних показателей к концу временного ряда для любого набора случайных чисел.

В ноябре 2009 года хакеры взломали базу данных отдела климатических исследований Университета Восточной Англии и разместили украденные материалы в Сети. Из выложенной в открытый доступ переписки стало известно, что ученые преувеличивали информацию о потеплении, манипулировали данными, давали недостоверные публичные заявления. Скандал получил имя «климатгейт».

Климатолог, сотрудник географического факультета МГУ им. М. В. Ломоносова Александр Кислов рассказывает: «Последние десять тысяч лет мы живем в теплую эпоху, называемую голоценом. А поскольку такие периоды в геологическом прошлом не превышали десяти тысяч лет, то в какой-то момент средняя глобальная температура начнет понижаться, и через несколько тысяч лет нам снова будет угрожать ледниковый период. Ведь пик голоценового потепления мы уже давно прошли — примерно шесть-восемь тысячелетий тому назад. Однако тут все очень непросто: в пределах каждой эпохи, будь то ледниковая или межледниковая, существуют свои минимумы и максимумы. Сейчас мы как раз переживаем очередной максимум, который все называют глобальным потеплением. Правда, сейчас температура еще не достигла значений, которые были в предыдущие теплые эпохи. Да и вообще, если брать последние сто миллионов лет, то мы живем в весьма холодную пору. Так что тут все зависит от того, какой временной масштаб мы рассматриваем».

Отметим, что существует теория, описывающая происходящие на планете климатические изменения. Это разработанная сербским климатологом и геофизиком Милутином Миланковичем модель зависимости климата от изменений поступления солнечного тепла. Которые, в свою очередь, происходят вследствие циклической смены характеристик земной орбиты: поворота и наклона земной оси, колебаний эксцентриситета (отклонений от круга) эллипсовидной земной орбиты, перемещений перигелия (ближайшей к Солнцу точки) орбиты. Например, при совпадении прохождения перигелия с летним солнцестоянием в Северном полушарии климат на планете теплеет, при смещении к Южному полушарию — холодает.

Неуглеродная энергия не значит «зеленая»

Так почему же так старательно продвигается идея антропогенного фактора глобального потепления и необходимости борьбы с ним?

Есть все основания полагать, что в данном случае борьба идет не столько за идеалы, сколько за вполне приземленные бизнес-интересы. Природоохранная повестка активно используется в международной, да и во внутристрановой конкуренции.

Борьба за снижение эмиссии парниковых газов вызвала к жизни целую индустрию «зеленых» технологий», появились игроки рынка, заинтересованные в ее развитии. Речь прежде всего идет о поставщиках энергии, полученных из безуглеродных, или, как их чаще называют, возобновляемых источников (ВИЭ), а также поставщиков разнообразных технологий для ВИЭ.

К основным видам ВИЭ относят гидроэнергетику, ветряную и солнечную генерацию. В глобальном топливном балансе производства электроэнергии до сих пор чуть более двух третей приходится на традиционные углеродные источники (41% — уголь, 22% — газ и 4% — нефтепродукты), 22% на ВИЭ и 11% — на атомную генерацию.

Традиционно слабым местом солнечных панелей и ветряков, даже если отвлечься от вопроса о стабильности выработки, была относительная дороговизна полученной энергии. В последние годы здесь удалось добиться больших успехов. Так, стоимость киловатт-часа ветровой энергии в Западной Европе за десять лет снизилась почти на 60%. Больших успехов удалось добиться в отдельных случаях солнечной генерации, в южных и солнечных странах. Так, в Индии удалось довести стоимость солнечного мегаватт-часа в отдельных случаях до 64 долларов в Чили — до 29,1, в Абу-Даби — до 24,2 доллара.

Тем не менее даже эти успехи не смогли сделать ветровую и солнечную генерацию полностью конкурентоспособными в сравнении с традиционными источниками. Как свидетельствуют данные британского Департамента бизнеса, энергии и индустриальной стратегии (BEIS) для энергетических проектов страны, начатых в 2015 году, приведенная стоимость мегаватт-часа солнечной и ветровой энергии в Великобритании оказывается в среднем выше, чем при использовании газового топлива (см. график 4).

Пока же большинству развитых стран приходится светлое «зеленое» будущее субсидировать за счет традиционной энергетики. При этом экологическая «стерильность» ряда неуглеродных видов энергогенерации на самом деле под большим вопросом. Да, безусловно, сами солнечные панели в процессе работы не выбрасывают парниковые газы, не делают никаких загрязнений, но вот производства солнечных батарей и панелей весьма грязные.

Правда, производство солнечных батарей, равно как и полигоны для их утилизации, можно расположить в развивающихся странах, а наслаждаться «зелеными» плодами готовых безуглеродных панелей будут жители преимущественно развитых стран. Неплохая двухходовка, не правда ли? А уж если всю операцию профинансирует «углеродный налог», собранный со своих же коллег-конкурентов из «углеродной» промышленности и энергетики в развитых странах? Бизнес-схема — просто пальчики оближешь!

По расчетам ИПЕМ, если предположить, что размер «углеродного сбора» составит 10 долларов за тонну CO2 и он будет введен для всех стран мира, то отношение выплат по углеродному сбору к ВВП окажется минимальным (менее 0,3%) в большинстве стран Западной Европы. В то же время он ляжет тяжким бременем на экономику России, Китая и других незападных индустриальных стран (см. график 6).

Другой пример — атомная энергетика. «Сегодня экологический эффект существующих атомных мощностей энергогенерации в два раза превосходит “работу” всех лесов Северного полушария», — заявил на последнем Петербургском международном экономическом форуме глава «Росатома» Алексей Лихачев. На первый взгляд неплохой аргумент в пользу планов госконцерна утроить объем установленной мощности реакторов на российских АЭС к 2045 году.

Однако при внимательном изучении вопроса выясняется, что это только половина правды. Берлинский Oko-Institute подсчитал, что при учете полного топливного цикла — от добычи урана до хранения и переработки ядерных отходов — объем парниковых выбросов в глобальном масштабе достаточно велик и близок к современной газовой энергетике. Обусловлено это в первую очередь крайне энергозатратным процессом обогащения урана.

Стоит упомянуть и Всемирный банк (ВБ), который выступает активным лоббистом борьбы с глобальным потеплением. ВБ разработал специальную программу действий — «План по оказанию странам помощи в выполнении обязательств 21-й Парижской конференции сторон». Программа предусматривает создание 30 ГВт «альтернативных» генерирующих мощностей уже к 2020 году. Строить их предполагается при активном, небезвозмездном, конечно же, участии ВБ.

«С учетом финансовых средств, предоставляемых другими партнерами, и сопутствующего финансирования из средств частного сектора к 2020 году совокупный объем такого финансирования может достичь 29 млрд долларов, — говорится в материалах банка. — Группа Всемирного банка обязалась увеличить в течение следующих пяти лет долю средств своего портфеля, выделяемых на климатическое финансирование, с нынешнего 21 до 28%».

Нобелевский лауреат по экономике Джозеф Стиглиц предлагает ввести в глобальном масштабе к 2030 году плату за углекислый газ в размере 50–100 долларов за тонну. Это дало бы «борцам за климат» до 4 трлн долларов в год.

В общем, на горизонте виден солидный куш, за который стоит побороться. Кому тут дело до реальной температурной динамики?

В родных осинах

А теперь обещанная российская аргументация сторонников углеродного сбора. В разгар прошлогодней схватки вокруг инициативы Олега Дерипаски о «плате за углерод» пресс-служба компании «Базовый элемент», главой набсовета которой Дерипаска является, предоставила нам следующий официальный комментарий: «В настоящий момент уже 12% мировых выбросов охвачены регулированием через цену на выбросы ПГ. Цена на выбросы ПГ применяется в 39 странах на национальном уровне и в 23 регионах и провинциях отдельных стран — таких как Китай, Канада, США.

8% из 12% выбросов охвачены системами торговли, 4% — углеродным налогом. Часть стран имеют как систему торговли, так и налог. Процент охвата стран неуклонно растет: за последние 10 лет количество стран и регионов, применяющих цену на углерод, выросло в три раза, а общий объем углеродного рынка сейчас оценивается в $50 млрд.

Эта тенденция просматривается не только на государственном уровне. Более 150 крупных международных компаний различных секторов экономики применяют цену на углерод для оценки проектов развития своего бизнеса.

Необходимо признать очевидное: глобальный процесс не остановить, и сейчас для России очень важно занять правильную позицию в международном переговорном процессе.

Для нашей страны наиболее выгодно установление глобальной цены на углерод. К примеру, Россия имеет один из самых низких уровней эмиссии парниковых газов на единицу вырабатываемой энергии: по оценкам МЭА, средний коэффициент эмиссии для электроэнергии в нашей стране составляет 0,5 кг СО2/кВт, а вместе с тепловой энергией — 0,33 кг СО2/кВт (для сравнения: средние по миру показатели — 0,62 и 0,5 соответственно).

Тем самым произведенная в РФ продукция будет иметь серьезные конкурентные преимущества на внешних и внутреннем рынках. Кроме того, Россия обладает уникальными условиями, товарами и технологиями, которые будут особенно востребованы на международном рынке в случае применения цены на углерод: к примеру, большие площади земли и леса могут привлечь инвесторов для развития производства биотоплива и реализации лесных проектов, что приведет к улучшению ситуации с сохранением и развитием лесов и сельского хозяйства и решит проблему брошенных сельхозземель и занятости населения.

Большой энергетический потенциал сибирских рек позволит привлечь инвестиции в развитие промышленности Восточной Сибири и может сделать эту безуглеродную электроэнергию востребованным товаром для соседних стран (Китай, Корея). Возрастет потребность в российском газе, что будет способствовать развитию инфраструктуры для производства и транспортировки СПГ. Вдобавок Россия может предложить разным странам свои ядерные технологии энергогенерации».

В общем, глобальный процесс не остановить и лучше к нему присоединиться. Какова же цена «цены на углерод»?

По расчетам ИПЕМ, ввод в России углеродного сбора в размере 15 долларов на тонну эквивалента CO2 потребует ежегодных выплат в размере 42 млрд долларов — это соответствует 2,6–3,3 трлн рублей, или 3,2–4,1% ВВП за 2015 год. Если ставка сбора на выбросы составит 35 долларов, то объем выплат достигнет 7,5–9,6% ВВП. Наибольшей уязвимостью к введению углеродного сбора характеризуются электро- и теплоэнергетика, нефтегазовая отрасль, АПК, черная металлургия, добыча угля и торфа, производство удобрений и азотных соединений, производство цемента и алюминиевая промышленность (см. график 7). Введение углеродного сбора и создание в стране «безуглеродной» энергетики приведет к росту цены электроэнергии не менее чем на 28–55% для различных категорий потребителей.

А основными выгодоприобретателями от ввода углеродного сбора в России окажутся зарубежные компании, выпускающие оборудование для солнечных и ветровых электростанций.

«Россия не обязана вводить углеродный сбор, и в Парижском соглашении мы отнесены к странам с переходной экономикой, то есть никакие “зеленые” фонды для развивающихся стран наполнять не обязаны, — говорит заместитель генерального директора ИПЕМ Александр Григорьев — Экономические последствия от введения такого налога его симпатизанты, как правило, не озвучивают, приходится только слышать про мировую общественность, и что “нам надо как у них, как весь цивилизованный мир”. Ну что же, “у них” в июне прошлого года Конгресс США принял резолюцию, в которой четко обозначил, что такой налог наносит неприемлемый ущерб американской экономике, а из этого следует, что никакой ратификации Парижского соглашения Соединенными Штатами не предвидится. Возможно, нам стоит присмотреться в первую очередь именно к такому мировому опыту. Если в США прекрасно понимают, что конкурентоспособность американской промышленности пострадает от этих слабо обоснованных экологических инициатив, то у нас еще многие подвержены иллюзиям на этот счет и даже думают, что им этот налог сможет как-то помочь. Нет сомнений, что у нас в итоге пострадают все, даже те, кто сегодня рассчитывает на получение выгод от введения такого налога. В первую очередь, конечно, это базовые отрасли, наши крупнейшие налогоплательщики, создающие массу высокооплачиваемых рабочих мест: ТЭК, энергоемкая промышленность. Учитывая, что издержки на электроэнергию сидят в цене почти каждого товара, то в итоге рост цен у отечественных производителей будет лавинообразным, что, разумеется, негативно скажется на конкурентоспособности российской экономики в целом».

Руководитель спецпроектов Фонда национальной энергетической безопасности Александр Перов отмечает: «Основная проблема может заключаться не в том, что появятся какие-то дополнительные платежи, а в том, насколько система будет эффективной. Если она будет стимулировать развитие новых технологий — это одно. Если вызовет лишь дополнительную административную и фискальную нагрузку на бизнес — это совсем другое. По крайней мере, то, что существует сейчас в экологическом регулировании, зачастую имеет мало отношения к экологии. Остается и множество вопросов по поводу конкретных механизмов перехода на будущую модель, связанную с введением принципов наилучших доступных технологий. Есть серьезные опасения по поводу того, что имеющиеся в ней здравые зерна на практике превратятся в очередную административную и финансовую дубинку для бизнеса. Соответственно, и вопросы охраны окружающей среды не будут решены, и попутно будет нанесен удар по экономике».

Антироссийская бухгалтерия ООН

В завершение следует обратить внимание, что методики МГЭИК, используемые при оценке объемов выбросов и поглощения парниковых газов, прямо дискриминируют Россию.

Так, при активном снижении объема сжигания попутного нефтяного газа в факелах в последние годы, проведенной масштабной модернизации нефтеперерабатывающих заводов страны выбросы парниковых газов от отрасли, по данным МГЭИК, практически не изменились.

Как сообщают в ИПЕМ, выбросы парниковых газов почти по всем операциям в нефтегазовой отрасли рассчитываются путем умножения отчетных данных о добыче (транспортировке, переработке) углеводородов на коэффициенты, остающиеся неизменными на протяжении многих лет. Таким образом, модернизация оборудования нефтегазовой отрасли не находит полного отражения в российском национальном кадастре выбросов парниковых газов. И эта ситуация требует разрешения.

Кроме того, имеет место последовательное занижение поглощающего потенциала российских лесов. На территории России расположено 20% мировой площади лесов, а российская тайга — один из основных поглотителей CO2 в мире. Однако поглощающая способность, которую, согласно существующим методикам, можно учесть при оценке национального вклада, в пересчете на единицу площади оказывается в разы ниже, чем во многих странах: например, в три раза ниже, чем в США, в два раза ниже, чем в Финляндии или Швеции, на территории которых произрастают те же бореальные леса, что и в России, и почти на порядок ниже, чем в Германии (см. график 8).

Как отмечают в ИПЕМ, отчасти это объясняется климатическими условиями и состоянием лесного фонда, отчасти — действующими особенностями учета. Например, учет поглощения СО2 рассчитывается только для лесов, где ведется активная хозяйственная деятельность и лесовосстановление, так называемых управляемых лесов, которые, по данным Минприроды, составляют 76,1% российского лесного фонда.

Помимо поглощающей способности лесной территории огромную роль в поглощении парниковых газов играет океан: согласно докладу МГЭИК от 2013 года, Мировым океаном поглощается около 30% антропогенных выбросов углекислого газа. Учитывая значительное влияние Мирового океана на концентрацию углекислого газа в атмосфере, методика учета выбросов парниковых газов, отвечающая интересам России, должна включать в себя учет поглощения углекислого газа в исключительной экономической зоне или, как минимум, в территориальных водах.

Реализация мер по наиболее корректному учету выбросов парниковых газов и их наиболее полному поглощению значительно облегчит России и российскому бизнесу борьбу с климатическими мошенниками в международной торговле.

Не хлопать дверью

Учитывая все вышесказанное, стоит ли России выходить из Парижского соглашения либо воздерживаться от его ратификации? Вероятно, хлопать дверью, следуя примеру Трампа, было бы все же недальновидно. Равно как неразумно и бежать впереди паровоза, беря на себя неподъемные для отечественной экономики, а главное, не вполне оправданные обязательства. Сегодня чрезвычайно важно выработать разумную национальную политику в регулировании выбросов ПГ.

В настоящее время, когда Парижское соглашение пока не прошло процедуру ратификации, принятие поспешных радикальных мер — это наихудшее решение с точки зрения создания в стране комфортного инвестиционного климата. Существует широкий арсенал мягких мер, более целесообразных с социально-экономической точки зрения. Именно реализация таких мер представляется приоритетной в настоящее время. К мягким мерам относится, в частности, активизация усилий по энергосбережению и увеличению энергоэффективности экономики.

Тут резервов у нашей страны хоть отбавляй. Это и улучшение теплоизоляции зданий и тепловых сетей, а также ужесточение регламентирующих их строительство норм; внедрение счетчиков тепла и термостатов, модернизация систем отопления, вентиляции и кондиционирования (в том числе развитие методов управления этими системами), а также ужесточение регламентирующих их установку норм и многое другое.

Наконец, следовало бы активизировать разработку и продвижение отечественных методик, обеспечивающих полный учет поглощающей способности российских лесов и других биомов (торфяных болот, тундры, прибрежных вод).