И приводят весомые доказательства.
26 февраля 2002 года Анита Фрезиер торопливо взбежала по мраморным ступеням старинного здания суда города Молтри, штат Джорджия. Она провела в суде и вчерашний, и позавчерашний день: ее возлюбленного и отца ее дочери судили по обвинению в групповом изнасиловании.
Обвиняемый, 26-летний Керри Робинсон, поклялся Аните, что невиновен. Она поверила любимому, но сейчас его судьба была в руках присяжных. Фрезиер вбежала в зал суда в тот момент, когда судья спросил председателя присяжных: «Готовы ли вы зачитать вердикт?»
«Буду рад, Ваша честь, — ответил председатель. — Мы нашли обвиняемого виновным».
«Я чуть не потеряла сознание, — вспоминает Анита. — Не знаю, удалось ли мне сдержать крик».
Робинсона связывали с преступлением всего два факта. Первый — показания его старого знакомого Тайрона Уайта, проходящего по тому же делу. Уайт признал свою вину и заключил сделку со следствием, согласившись дать показания в обмен на смягчение своего приговора.
Другим же свидетельством против Робинсона стало частичное совпадение его ДНК с ДНК спермы, обнаруженной на жертве изнасилования. Генетическая экспертиза стала главным козырем обвинения. Без нее показания Уайта ничего не стоили; с ней присяжные без особых колебаний признали вину Робинсона.
***
Большинство людей, насмотревшихся сериала «Место преступления», считают генетическую экспертизу объективным доказательством вины или невиновности: ведь ДНК либо совпадает, либо нет, третьего не дано.
Представьте, что на вечеринке вы передали другу бутылку пива, а ночью какой-то алкаш разбил эту бутылку и зарезал прохожего «розочкой»
На самом деле интерпретация ДНК-улик часто оказывается крайне туманным делом, приводящим к субъективным выводам — и эти выводы бывают неверны. Главная проблема в том, что генетический материал, собранный на месте преступления, чаще всего принадлежит не одному человеку, а многим. Представьте, что на вечеринке вы передали другу бутылку пива, а ночью какой-то алкаш разбил эту бутылку и зарезал прохожего «розочкой».
Когда оперативники изымут орудие убийства, они найдут на нем частицы вашей кожи, слюну вашего друга, частицы кожи убийцы и кровь жертвы. Все эти клетки содержат ДНК, и никакие анализы не способны определить, какие молекулы происходят из крови, какие из слюны или из кожи, и уж тем более из чьей. Разгадать эту головоломку — задача аналитиков-криминалистов.
Подобные улики называют «смесью ДНК» — это мешанина генетических кодов нескольких людей. Большинство ДНК-вещдоков именно такие, и их удручающе часто интерпретируют ошибочно. Как минимум два человека сели в тюрьму по обвинению, основанному на неверно интерпретированной смеси ДНК. Из-за высокого процента подобных ошибок недавно со скандалом закрыли криминалистическую лабораторию в одном из городов США; другие лаборатории тут же бросились вытаскивать из архива старые дела и перепроверять анализы.
Вполне возможно, что Робинсона несправедливо осудили именно из-за такой ошибки. Не менее 12 независимых криминальных аналитиков пришли к заключению, что его ДНК на самом деле не совпадает с найденной на месте преступления.
«Мне потребовалось пять минут, чтобы просмотреть данные и сказать: «Да тут даже близко нет совпадения! — говорит Эрик Карита, независимый эксперт. — На всякий случай я показал анализ коллегам, и все они посмотрели на меня как на безумца: «В чем тут вообще сомневаться? Элементарный казус».
Робинсон очень надеется, что Верховный суд штата Джорджия, куда он подал апелляцию, согласится с ними.
***
Молтри — захудалый городок на юго-западе Джорджии. Около 40% его обитателей живут за чертой бедности. В одном из преимущественно черных кварталов стоит полуразрушенный коричневый деревенский дом, покрытый одеялом сухих сосновых иголок.
15 февраля 1993 года в этом доме 42-летняя Шерри Линси готовила себе ужин. К восьми вечера похолодало до +10 градусов, и Линси накинула на ночную рубашку розовый халат. Тут в дверь постучали.
Мы знаем, кто ты, и знаем, где ты живешь. Если кому-то скажешь, мы вернемся и тебя прикончим
На крыльце стояли трое молодых чернокожих парней — двое одеты в серые худи, третий в коричневой куртке. Один из парней сказал, что они ищут дом Эммы Харрис. Линси ответила, что не знает такую, закрыла дверь и заметила, что троица на минуту задержалась на крыльце, прежде чем отчалить. Она поужинала перед телевизором, потом незаметно уснула. А полчаса спустя проснулась от треска древесины.
Человек прорубил дыру во входной двери, открыл замок и пинком открыл дверь. С капюшоном, закрывающим лицо, он вбежал в комнату, держа в руках полуавтоматический пистолет Люгера. Линси бросилась к задней двери, но человек наставил на нее дуло.
За ним встали двое других, — на одном был так же натянут капюшон, другой надел лыжную маску.
«Деньги есть?» — потребовал один. Линси провела их в спальню и протянула 180 долларов, отложенные за квартиру: «Забирайте и уходите, пожалуйста». Парень с пистолетом велел ей раздеться и лечь. Он изнасиловал Линси, пока двое других обыскивали дом. На секунду капюшон съехал его с лица, и Линси успела его увидеть.
Ее изнасиловали все трое и как минимум один заставил заниматься оральным сексом. Перед тем, как уйти через заднюю дверь, парень с пистолетом сказал: «Мы знаем, кто ты, и знаем, где ты живешь. Если кому-то скажешь, мы вернемся и тебя прикончим».
Дрожащая Линси оделась и достала из-под матраса пистолет, который держала там на всякий случай. Она навела его на заднюю дверь и взяла телефон. Она стояла с пистолетом в одной руке и трубкой в другой, от ужаса не понимая, что делать. В конце концов в голове всплыл номер родителей. Только когда вошли полицейские, Шерри смогла выпустить пистолет из рук.
***
ДНК делает нас теми, кто мы есть. Эта молекула в форме двойной спирали хранит генетический код всего, от цвета волос до роста. Практически каждая клетка нашего тела, будь то кости, кожа, кровь или ткань органов, содержит полный комплект ДНК.
99,9% ДНК всех людей идентичны. Та маленькая доля, что различается, и делает нас уникальными. Именно на ней сосредоточено внимание криминальных генетиков.
Большинство криминалистических тестов оценивают 13 хорошо изученных участков цепочки ДНК, на которых вариации генов максимальны. Каждый из этих 13 участков содержит две-три дюжины возможных генетических вариаций (их называют аллели).
У каждого человека по две аллели каждого гена — по одной от каждого родителя. Криминалисты идентифицируют аллели, или генные маркеры, на 13 участках, кодируют результаты номерами и собирают информацию воедино, чтобы создать так называемый ДНК-отпечаток подозреваемого.
Не так уж редко у двух разных людей совпадают маркеры на одном или двух участках. Но шанс, что у неблизнецов аллели совпадут на всех 13 участках, бесконечно мал — порядка одного к двум квадриллионам (квадриллион — единица с 15 нулями). Другими словами, если ваш полный ДНК-отпечаток совпадает с найденным на месте преступления, то преступник вы. Точка.
Но порой совпадение ДНК может натолкнуть расследование на ложный путь. Во-первых, современные ДНК-тесты очень чувствительны: они ловят нанограммы ДНК-материала — на компьютерной клавиатуре, на кофейной чашке... А значит, ДНК людей, не имеющих никакого отношения к преступлению, легко могут оказаться в отпечатке: ведь частицы кожи переносятся по воздуху в домашней пыли, а микробрызги слюны рассеивается при разговоре или просто при выдохе.
Немецкая полиция несколько лет безуспешно билась над поимкой суперпреступницы, которую прозвали Фантом из Хайльбронна, — женщины, чья ДНК была обнаружена на оружии, сигаретах, надкусанных печеньях и других уликах с мест самых разных преступлений, от краж со взломом до убийств.
В 2009 году, после 16 лет поисков, наконец выяснилось, что таинственная женщина работала на заводе, производившем ватные палочки, которыми криминалисты собирают ДНК-материал. Микроскопические частицы ее ДНК оседали на вате, а потом оказывались в вещдоках.
Чем больше ДНК-отпечатков собирает полиция, тем больше у лабораторий материалов для анализа и тем выше риск ошибки из-за спешки. В 2002 году работники генетической лаборатории в Лас-Вегасе перепутали образцы двух подозреваемых в ограблении; в результате невиновный просидел четыре года в тюрьме. Полиция признала ошибку, только когда преступник, отпущенный на свободу, попался на аналогичном ограблении в Калифорнии.
В какой-то момент анализ превращается в спиритический сеанс. Можно увидеть все, что хочешь увидеть
Еще одна проблема: генетический материал с места преступления редко поступает в идеальном виде. Молекулы ДНК разрушаются от жары и яркого света, а со временем некоторые маркеры могут просто исчезнуть, особенно если материала изначально было мало. Существует специальный химический процесс, помогающий «усилить» ДНК, но он может спровоцировать появление фантомных, ложных маркеров.
Наконец, что такое сама смесь ДНК? Чтобы получить представление о том, как быстро она превращается в запутанный клубок, представьте, что генетические маркеры — это костяшки с буквами из настольной игры «Скраббл». Если у вас есть буквы АОРМАББАКА, довольно просто проанализировать их, сравнить с именем подозреваемого и сделать заключение. Барак Обама? Да. Рональд Рейган? Нет.
Но смешайте буквы имен Рональда Рейгана, Гровера Кливленда, Джорджа Вашингтона и Дуайта Эйзенхауэра, и у вас получится ЭДИЛЖЛЕНЬАНГТЕОЙАРОДЙАЭЗРГАШЖДНГВЕРКЙВНАУДВОРНДУТОЛИЕНРХР. Количество возможных имен, которые можно составить из этих букв, огромно. Вдобавок к оригинальным четырем, получается и Теодор Рузвельт, и Кэри Грант, и Джон Леннон... А теперь представьте, что несколько букв потерялись или добавились лишние, как бывает с ложными или исчезнувшими маркерами.
«В какой-то момент анализ превращается в спиритический сеанс, — говорит Грег Хэмпикян, профессор биологии и криминологии университета Boise State. — Можно увидеть все, что хочешь увидеть».
Хэмпикян считает, что именно это и произошло в деле Робинсона. Бюро расследований штата Джорджия обнаружило, что ДНК Робинсона совпадает со смесью ДНК с места преступления только в двух из 13 участках цепочки. А поскольку не существует единого стандарта оценки частичных совпадений (в каких случаях включать/исключать подозреваемого из списка либо вообще признать улику непоказательной), — все зависит от личного решения криминалиста.
Уже точно известны два ошибочных приговора, вынесенных из-за неправильной интерпретации смеси ДНК
Уже точно известны два ошибочных приговора, вынесенных из-за неправильной интерпретации смеси ДНК. В 2003 году Джосию Саттона выпустили из техасской тюрьмы, где он провел четыре года якобы за участие в групповом изнасиловании. Когда независимые криминалисты проанализировали результаты ДНК-экспертизы, выяснилось, что лаборант запутался в вероятностях и подсчитал не тот показатель. Согласно его заключению, вероятность совпадения ДНК равнялась 1 к 15 (и присяжные посчитали это основанием для приговора), в то время как на самом деле она составляла 1 к 700000.
В другом случае оклахомская криминалистическая лаборатория неправильно интерпретировала смесь ДНК в деле насилия над несовершеннолетним, посчитав, что она принадлежит некоему Тимоти Дерхаму. Этого оказалось достаточно, чтобы его осудили, несмотря на то, что 11 свидетелей присягнули, что в момент преступления видели Тимоти в другом городе, а он сам предъявил чеки за покупки в магазинах в тот день. Ошибка была выявлена, лишь когда семья Дерхама затребовала повторный анализ в независимой лаборатории.
Еще одна фатальная проблема обнаружилась в статистических данных, которыми лаборатории обосновывают свои выводы. ФБР ведет статистику для всех известных аллелей на каждом участке ДНК. Например, известно, что 24% афроамериканцев имеют определенную вариацию гена D21, другой же маркер встречается меньше чем у 1% афроамериканцев.
В мае прошлого года ФБР уведомило лаборатории по всей стране, что обнаружило опечатку в своей статистике. Последовали проверки, обнаружившие, что дело еще хуже: многие лаборатории некорректно оперировали совокупной вероятностью включения (CPI) — самой употребимой статистической формулой для оценки смесей ДНК. Эта формула показывает вероятность того, что случайный человек фигурирует среди доноров ДНК. Но она точна, только если у лаборанта есть полная информация о ДНК на всех участках образца. Лаборатории же сплошь и рядом применяли CPI, анализируя неполные и испорченные образцы, беря в расчет только хорошо сохранившиеся участки и игнорируя те, где прочитать генетическую информацию было невозможно. Подобные анализы приводили к огромным погрешностям.
В некоторых делах присяжных уверяли, что шанс ошибки равен 1 к миллиону, хотя на самом деле он был скорее 1 к 10. Прошлой весной криминалистическая лаборатория в Вашингтоне была поймана на таких серьезных ошибках в CPI, что на нее наложили 10-месячный запрет на любые ДНК-анализы. А прошлой осенью техасская комиссия по криминологии издала приказ всем лабораториям штата пересмотреть десятки тысяч дел, в которых фигурировали смеси ДНК, начиная с 1999 года.
Это огромная работа займет много лет и, возможно, вызовет пересмотр тысяч уголовных дел.
***
На руке Миранды Тейлор бренчат браслеты, пока она роется в стопке писем Керри Робинсона, ее младшего брата. Большая часть их детства прошла в муниципальных домах в нескольких милях отсюда. В семье было пять детей от четырех разных отцов; растила их мать, Альвера Робинсон. Она умерла в 2010 году, успев нанять адвоката для апелляции по делу Керри. После ее смерти факел подхватила Тейлор, стремящаяся очистить имя брата.
Робинсон был младшим в семье, любимчиком. Но к 12 годам он связался с наркотиками.
«На дворе были 1980-е, эпоха крэка, все этим занимались, — объясняет он по телефону. — Это были такие легкие деньги».
«Да, мой брат был пушером, он продавал наркотики, — признает Тейлор. — Тут нечем гордиться. Но чтобы его считали еще и насильником? То, что сделали с той женщиной, разрывает сердце в клочья».
Мать твою, я знаю, что ты меня продал! Я до тебя еще доберусь! Ты следующий!
1993 год, когда была изнасилована Шерри Линси, выдался бурным для семьи Робинсон. Их мать встречалась с человеком по имени Ник. В начале февраля престарелый отец Ника, известный в квартале как мистер Чарли, был ограблен и застрелен.
До вечно болтавшегося на улице Керри Робинсона дошли слухи, что стрелял Тайрон Уайт. Робинсон сказал об этом матери, та сказала Нику, Ник — полицейским, и Уайта арестовали.
Тейлор и другие защитники Робинсона уверены: Уайт узнал, что утечка произошла через Робинсона, и жаждал мести.
Вскоре после этого Робинсон, тогда еще школьник, жестоко избил и ограбил парня, который якобы украл у него наркотики. Его признали виновным и осудили на пять лет. Робинсон клянется, что они с Уайтом пересеклись в окружной тюрьме.
Уайт крикнул: «Мать твою, я знаю, что ты меня продал! Я до тебя еще доберусь! Ты следующий!»
***
К тому времени полиция Молтри достаточно разобралась в деле, чтобы допросить Уайта об изнасиловании Шерри Линси. Ее сосед видел бродившую по кварталу троицу и опознал Уайта. Линси тоже узнала его по фото.
Искать Уайта не пришлось — он уже был за решеткой по обвинению в убийстве мистера Чарли. Он признал, что присутствовал при изнасиловании Линси, но утверждал, что лишь стоял на стреме, отрицая и кражу, и изнасилование. Более того, он уверял, что пытался остановить приятелей.
«Тогда кто ее насиловал?» — передает стенограмма допроса вопрос детектива.
«Седрик Мур и Керри Льюис, — отвечает Уайт, но быстро поправляется: — Нет, Керри Робинсон и еще один чувак, я видел.»
Позже еще раз спрошенный, кто насиловал Линси, Уайт снова отвечает:
«Седрик. Нет. Пожалуй, Керри Робинсон. Точно он».
И на этом дело застопорилось.
Лаборатория бюро расследований штата заявила полиции города, что не может провести анализ генетического материала, пока у них не будет образцов крови всех подозреваемых. А Седрика Мура найти не могли.
Никто не догадался вызвать независимого эксперта для оценки генетического заключения
Робинсона выпустили из тюрьмы в 1999 году. Он нанялся на местную мебельную фабрику, встретил там Аниту Фрезиер, стал заботиться о ее восьмилетней дочке от предыдущего брака. Через год у пары родилась еще одна дочь. Ее назвали Керрия, в честь обожающего отца.
Седрика Мура тем временем арестовали в Филадельфии, и дело снова завертелось. Вскоре после рождения Керрии полицейские пришли на мебельную фабрику и потребовали у Робинсона сдать образец крови. Именно тогда Фрезиер узнала, что отца ее маленькой дочки, человека, который ни разу не поднял на нее голос, подозревают в изнасиловании и угрозе убийства.
Полиция отослала материалы с места преступления, ночную рубашку Линси и три пробирки с кровью подозреваемых в лабораторию в Атланту. Как значится в заключении, образцы Седрика Мура и Керри Робинсона совпали со смесью ДНК лишь на двух участках. Аналитик лаборатории заключил, что Мура и Робинсон «нельзя исключать» из списка подозреваемых, имея в виду, что их ДНК, возможно, могли быть в вещдоке, но совпадение было недостаточным, чтобы судить об этом с уверенностью.
99,9% ДНК всех людей идентичны. И лишь о,1% делает нас уникальными
ДНК-маркеры Тайрона Уайта совпали на 11 из 13 участков. Полиция также нашла в доме матери Уайта тот самый пистолет Люгера. Увертки Уайта выглядели все более бледно. И, понимая, что с учетом предыдущего дела ему светит пожизненное, он пошел на сделку. Уайт согласился сделать добровольное признание и свидетельствовать против Мура и Робинсона в обмен на снятие некоторых обвинений и уменьшение срока (он вышел на свободу в 2014 году.)
И Мур, и Робинсон не признавали себя виновными. У Робинсона не было алиби — на момент совершения преступления он был подростком-драгдилером и вел не самую упорядоченную жизнь. (Мура осудили вместе с ним; он также утверждает, что невиновен.) Во время суда назначенный Робинсону адвокат то и дело ловил Мура на несостыковках в показаниях. Однако, когда дело дошло до генетической экспертизы, оба защитника выглядели беспомощно. Ни один не догадался вызвать независимого эксперта для оценки генетического заключения.
«К сожалению, во всем, что касается ДНК и генов, я профан, — сказал адвокат Мура при перекрестном допросе. — Я всегда засыпал на уроках биологии».
В более поздних показаниях адвокат Робинсона признался, что вообще не представлял, что такое генетический анализ, и даже не пытался проконсультироваться у специалистов. Оба адвоката в основном просили объяснить разницу между точностью в совпадении образца Тайрона Уайта и «нельзя исключать» в заключениях Мура и Робинсона.
Какова вероятность, что ДНК любого случайного прохожего совпадет с образцом на 11 участках, как ДНК Уайта? «Порядка 1 к 10 миллиардам», — ответил эксперт. А на двух участках, как у Мура с Робинсоном? «Возможно, 1 к 15, — сказал генетик. — Я не делал точных расчетов».
Это признание шокирует криминалиста-генетика Грега Хэмпикяна. По поручению адвоката семьи Робинсона он пересмотрел заключение и отчет 2008 года для апелляции — и пришел в ярость.
Анализы миллионов ДНК-отпечатков, хранящиеся в базах данных, показывают, что почти одна из пяти случайно выбранных пар посторонних людей имеет совпадения в двух из 13 участках ДНК
«На самом деле вероятность случайного совпадения гораздо выше», — говорит Хэмпикян. Анализы миллионов ДНК-отпечатков, хранящиеся в базах данных, показывают, что почти одна из пяти случайно выбранных пар посторонних людей имеет совпадения в двух из 13 участках ДНК. Криминальный репортер с телевидения Атланты, снимавший сюжет о деле Робинсона, поставил эксперимент: послал образцы крови четырех своих коллег на генетический анализ. У всех четверых обнаружилось точно такое же совпадение, как у Робинсона.
Хэмпикян считает, что генетический материал не просто не доказывает вины Робинсона, а полностью доказывает его невиновность. Во-первых, его маркеры ДНК не совпадают с взятыми на месте преступления на самом информативном участке D3. Почему этот D3 такой важный? Из всех участков именно его чаще всего можно «прочитать» в лаборатории. Грубо говоря, даже если найдена мельчайшая частица ДНК, это именно D3.
Кроме того, ДНК Робинсона не совпадает с аллелями образца на участке D21. Робинсон был единственным из подозреваемых, кто унаследовал от родителей определенную генетическую вариацию на этом участке. Если бы его ДНК присутствовала в смеси с места преступления, эта вариация попалась бы в ней дважды, однако ее там нет вообще.
В 2012 году Хэмпикян попросил 17 генетиков-аналитиков из аккредитованной криминалистической лаборатории провести независимый анализ материалов дела. В итоге только один из экспертов согласился, что Робинсона «нельзя исключать». Четверо заявили, что материал недостаточно информативен для каких-либо выводов. И двенадцать пришли к выводу, что Робинсон полностью исключается из возможных участников преступления.
***
После приговора Анита Фрезиер взяла дочек и переехала из Молтри в предместье Чикаго, где прошло ее детство. Их с Робинсоном дочь Керрия сейчас учится в средней школе. Они с отцом переписываются и почти каждую неделю разговаривают по телефону. Сама Фрезиер учится на заочном — она хочет получить сертификат по генетической криминалистике.
«После суда я перечитала все бумаги, относящиеся к делу, — говорит она. — Помню, как сидела на процессе, слушала, сколько у Керри аллелей, и думала: да тут никто вообще не понимает, что это такое!»
Репутация анализа днк как криминалистического инструмента подорвана
Анализ ДНК остается мощным криминалистическим инструментом, но его репутация серьезно подорвана. Профессионалы стараются восстановить ее. Раздаются предложения сделать криминологические лаборатории независимыми от полиции и прокуратуры. Многие уповают на новые компьютерные программы по расшифровке смесей ДНК, — мол, искусственный интеллект свободен от предвзятости и предрассудков. Но эти программы пока ненадежны, к тому же их не допросишь в суде и не задашь уточняющие вопросы.
Другие пытаются отрегулировать и систематизировать работу лабораторий. Например, определить жесткое пороговое значение ДНК-сигнала, ниже которого анализ невозможен. Лаборатории применяют все более осторожные расчеты смесей ДНК — например, используют так называемое соотношение вероятностей: сравнивают не только совпадение ДНК подозреваемого с уликой, но и насколько совпала бы с ней ДНК случайного человека с улицы, а потом сравнивают эти значения. Пока лаборатории медленно принимают эту методику, потому что она связана с более сложными подсчетами и ее нелегко объяснить присяжным.
Тем временем Робинсон коротает срок за тренировками, чтением и попытками «никого не доставать и пытаться превратить плохое в хорошее». Если верховный суд штата Джорджия отклонит последнюю апелляцию Робинсона, ему останется только апеллировать на федеральном уровне. Если не удастся и это, он, скорее всего, останется в тюрьме до 2023 года.
«Главное, о чем я думаю каждый божий день, — буду ли я услышан? — говорит он. — Когда хоть кто-нибудь поверит в правду?»
0
115.00
