Мировая экономика – в процессе перестройки: крупнейшие проекты следующих десятилетий будут так или иначе связаны с темой энергоперехода и борьбы с глобальным потеплением. По расчетам из недавнего доклада Silicon Valley Bank, если ежегодный объем инвестиций в климатические технологии составит $5,5 трлн (6,8% мирового ВВП), мир сможет достичь углеродной нейтральности к 2050 году – этот сценарий был объявлен климатологами ООН наиболее приемлемым (он позволит затормозить потепление на отметке 1,5°C). Для сравнения: сейчас годовой объем вложений в Climate Tech оценивается в $88 млрд – в 60 раз меньше.
И хотя сегодня экологическая повестка является далеко не первостепенной в российской экономике, уже пора оценить, какую роль в будущем наша страна может сыграть в силу своего географического положения. Кроме шуток: Генерал Мороз, в прошлом помогавший России на полях сражений, вскоре может стать одним из факторов ее глобальной привлекательности. Но и ответственность на крупнейшей стране мира лежит особая.
«Профиль» открывает серию материалов о том, какие вызовы ожидают Россию в связи с изменением климата.
Север получит импульс к развитию
Вопрос о том, какие бонусы страна получит в результате глобального потепления, не первый год занимает российскую общественность. Очевидно, мягкий климат с коротким отопительным периодом несет экономическую выгоду. «Нагрузка на электричество зимой уменьшится», – надеется научный руководитель Гидрометцентра Роман Вильфанд.
Появляются шансы на хозяйственное освоение новых территорий. «Можно будет выращивать сельскохозяйственные культуры в северных широтах, где они раньше не могли расти», – предполагает спецпредставитель президента РФ по климату Руслан Эдельгериев.
Есть виды на Северный Ледовитый океан: таяние льдов обещает круглогодичную навигацию по Северному морскому пути. «Облегчение доступа к арктическому шельфу с его освоением – тоже заманчивая тема», – добавляет директор Главной геофизической обсерватории им. А.И. Воейкова Росгидромета Владимир Катцов.
На Западе согласны: Россия в числе немногих стран–бенефициаров изменения климата. По словам представителя Департамента ООН по экономическим и социальным вопросам Дианы Аларкон, на ее фоне многим государствам Африки, Азии и Латинской Америки уготована незавидная участь. «Страны севера, обладающие большими участками суши, непригодными сегодня для жизни, могут начать использовать эти места для земледелия и расселения людей. Для России открываются большие возможности», – подчеркнула она.
Авторы прошлогоднего доклада Принстонского университета «Экономическая география глобального потепления» тоже прогнозируют развитие инфраструктуры и рост благосостояния жителей России, Канады и Гренландии. Особо они отмечают, что холодные территории станут местом перетока людей и инвестиций из жарких южных стран. По мнению ученых, к 2200 году более 600 млн человек переедут севернее из-за того, что их земли станут непригодными для жизни.
Климатическая миграция
По сути, мы стоим на пороге нового Великого переселения народов. Его масштабы еще предстоит уточнить. Так, по прогнозу Всемирного банка, 216 млн человек станут климатическими мигрантами до 2050 года. Расчеты антропологов в научном журнале PNAS радикальнее: в ближайшие 50 лет процент суши со среднегодовой температурой выше 29°C вырастет с 0,8% до 19%. Как следствие, в неблагоприятных для жизни условиях окажется от 1 до 3 млрд человек.
Процесс уже идет: по данным международного Центра исследований внутренней миграции (IDMC), в 2020 году 30,7 млн человек вынужденно переехали из-за стихийных бедствий – ураганов, штормов, наводнений. Согласно опросу Redfin, до половины жителей США, планирующих переезд, делают это из-за тяжелых погодных условий. Самый известный пример – калифорнийцы, мигрирующие хотя бы на летний период от бушующих в штате лесных пожаров.
В основном пока речь идет о переселении в пределах одной страны. Трансграничная миграция требует урегулирования юридических вопросов. В этом плане важная история произошла с гражданином Кирибати Иоане Тейтиотой. Кирибати – островное государство в Тихом океане, которое уже сейчас находится под угрозой затопления. В 2007 году Тейтиота с семьей перебрался в Новую Зеландию, но в 2013-м был выслан обратно. После этого он пожаловался в Комиссию по правам человека ООН, и в 2020-м оттуда пришел вердикт: отныне страны не могут отказывать в убежище людям, если на родине их жизни угрожает климатический кризис.
В древности с нынешней территории России под влиянием климатических факторов вышло несколько волн миграции, напоминает в беседе с «Профилем» футуролог, сооснователь венчурного фонда Orbita Capital Partners Евгений Кузнецов. Постепенно эти народы заселили Европу и Ближний Восток. Начнется ли сейчас обратный процесс?
«Модели климатических трансформаций показывают, что на Земле немного зон, куда может мигрировать население. Россия – одна из них, – говорит эксперт. – Кстати, в XVIII–XIX веках Российская империя была второй после США страной, привлекавшей переселенцев из Европы, где благодаря картофелю случился бум рождаемости. Это была квалифицированная миграция – врачи, учителя, фермеры. Откройте любой справочник по дореволюционной России – половина фамилий известных деятелей будут иностранными. Здесь расцвела компания Ericsson, сделали капитал нефтепромышленники Нобели. В XX веке все изменилось, сейчас к нам едут только бедные мигранты. Можно ли на волне климатического кризиса заманить талантливых и богатых? Да, если улучшать имидж страны. Сегодня они выбрали бы Канаду».
Впрочем, помимо исторического шанса миграция также представляет проблему. Евгений Кузнецов предлагает вспомнить сирийскую войну. «Ее первоисточник – климат, несколько лет тяжелейшей засухи в регионе, – говорит он. – Она разрушила местный уклад жизни, начались конфликты. Результатом стали потоки беженцев в Европу, от которых та чуть не захлебнулась. Что нас ждет в будущем? Умножьте сирийский кризис минимум в 100 раз. Как Россия переварит 200 или хотя бы 20 миллионов человек? У меня нет ответа».
Российские леса принесут пользу экономике…
В последние годы ведущие страны берут на себя обязательства по сокращению выбросов углекислого газа. Россия не стала исключением. «Мы планируем достичь углеродной нейтральности к 2060 году, – рассказал «Профилю» директор программы «Климат и энергетика» WWF России Алексей Кокорин. – К тому времени на долю России будет приходиться всего 2% глобальных выбросов. Китай, США, Индия, Евросоюз и даже некоторые африканские страны нас обгонят. Тем не менее наша позиция по углероду тоже важна миру». Пока что динамика играет на руку России: за 30 лет после распада СССР из-за сокращения промышленности национальные выбросы уменьшились с 3,1 млрд до 1,6 млрд тонн в СО2-эквиваленте (СО2e). На этом пути у страны есть важный союзник – российский лес. Он абсорбирует углекислый газ из атмосферы посредством фотосинтеза (кислород выделяется обратно, углерод закачивается в почву). По данным Global Forest Watch, на долю нашей страны приходится 20% лесов мира (755 млн га) и 15% «связанного» в почве углерода (2,41 млрд из 15,6 млрд тонн СО2). Оба показателя – крупнейшие в мире. Если вычесть углерод, возвращаемый лесом обратно в атмосферу, итоговый объем (нетто-сток) все равно будет в пользу «зеленых легких» России – 1,74 млрд тонн СО2 против сгенерированных экономикой 1,6 млрд тонн. Впрочем, тут есть разные мнения – некоторые исследователи оценивают вклад «скорой лесной помощи» в декарбонизацию российской экономики в 80% (методика ВНИИЛМ), а другие всего в 20% (методика РОБУЛ). В любом случае климатический ресурс леса имеет измеримый экономический эффект. Благодаря лесу Россия может медленнее сокращать выбросы, а это серьезный бонус для промышленности. Сюда добавляется потенциал на зарождающемся рынке углеродных единиц. Парижское соглашение по климату стимулирует международную торговлю офсетами, подтверждающими поглощение углекислого газа из атмосферы: компании, не сумевшие сократить выбросы, будут покупать у более экологичных конкурентов «индульгенции» на хозяйственную деятельность. Сейчас в России проводится эксперимент по сокращению выбросов и торговле углеродными единицами в пилотном регионе – им выбран Сахалин.
…но могут сами стать источником проблем
Лес выбрасывает углекислоту во время вырубок (из-за разложения порубочных остатков) и пожаров (из-за высвобождения почвенного углерода). Если оба фактора выходят из-под контроля, возможен отрицательный углеродный баланс: это уже случилось в Бразилии, где сведение леса для расширения сельхозземель наложилось на крайне жаркий климат. По состоянию на 2021 год тропические леса Амазонии генерировали втрое больше CO2, чем поглощали (1,5 млрд против 0,5 млрд тонн в год). Обезлесение идет и в России, причем быстрее всего на планете: минус 9,1%, или 70 млн га с 2001 года (Global Forest Watch). Главная причина – пожары, на них приходится до 80% ежегодных лесных потерь. В свою очередь, 72% пожаров возникает по вине человека, подсчитали в Россельхозе: поджоги стали типичной практикой землепользования. Хотя в ведомстве отмечают и фактор изменения климата: «15–20 лет назад брошенная спичка могла бы потухнуть во влажном мху. Сейчас она вспыхнет в сухой хвое, и огонь распространится на десятки гектаров». Проблема номер один – отсутствие точной информации о состоянии российских лесов, сообщил «Профилю» кандидат биологических наук, менеджер системы сертификации «Лесной эталон» Михаил Карпачевский. По его словам, все имеющиеся цифры приблизительны. «Традиционно местные власти сильно занижают площадь лесных пожаров, – объясняет он. – Нужен анализ по космическим снимкам, причем важны нюансы – например, как часто пожар возвращается. Одно дело, если из лесного фонда выбывает новая территория, другое – если горит то же самое место. Детальных подсчетов никто не делал, это стратегическая задача для научного сообщества». Этим летом в указе президента РФ была поставлена цель: к 2030 году сократить площадь лесных пожаров вдвое относительно уровня 2021 года. Собеседники «Профиля» связывают с документом надежды. «Важно, что есть четкий параметр, – считает Алексей Кокорин. – Бумажные директивы – это необходимый шаг. Теперь пора улучшить обстановку на местах. Технически у России есть возможности снизить частоту пожаров до природного уровня. Это дало бы возможность в перспективе нарастить поглощение углекислого газа лесами в 2–2,5 раза. Уникальное преимущество страны, которое странно не использовать». Пример Скандинавии показывает, что бороться с пожарами можно, соглашается Михаил Карпачевский. «Там их стало даже чересчур мало – некоторые виды растений не выживают без лесопожарного цикла, – говорит он. – Как будет развиваться ситуация в России? Всегда есть возможность поправить цифры на бумаге и доложить, что поручение выполнено. Леса ведь учитываются по-разному: можно ограничиться только пожарами в зоне досягаемости людей или вблизи населенных пунктов… Но если взяться за дело всерьез, придется инвестировать не только в тушение, но и в лесное хозяйство, профилактику. Нужно вести разъяснительную работу с населением, выявлять и наказывать поджигателей. Если у лесников не будет достойной зарплаты и времени обходить села, ситуация не поменяется». При этом борьбой с пожарами дело не ограничивается. По словам Карпачевского, России предстоит выстроить новую систему управления лесами. «Текущая система во многом ориентирована на заготовки древесины, – объясняет эколог. – Если же мы воспринимаем лес как резервуар углерода, подход меняется. Высаживать новые леса не нужно – они растут сами на заброшенных полях и пастбищах. Но следует провести их инвентаризацию, замерить содержание CO2. К примеру, у нас крайне мало инструментальных данных, сколько углерода содержится в лесных почвах. Нужна всероссийская база данных». Без древесины не обойтись, но ее можно добывать в молодых лесах, выросших на бывших сельхозугодьях, уверен Карпачевский. «Зато малонарушенные леса, накопившие большие запасы углерода, со сложной экосистемой животного мира, стоит защитить от воздействия человека. Сейчас лишь малая их часть находится в пределах заповедников и национальных парков. Кстати, углеродные единицы за сам факт наличия лесов у нас никто не купит. Нужно продемонстрировать, что мы реализуем климатические проекты, улучшая состояние лесного фонда», – резюмирует он.
Когда выстрелит «метангидратовое ружье»
Рассуждая о плюсах России от глобального потепления, специалисты каждый раз оговариваются: минусов все равно больше. Причем если открывающиеся возможности еще нужно реализовать, то опасные последствия наступят с неизбежностью. Каковы они? Большинство угроз стандартно для всех стран: экстремальные погодные явления, наводнения прибрежных территорий, засухи и гибель урожая (так, выгода от расширения сельхозземель на север может быть полностью нивелирована снижением их плодородности на юге). Но природа уготовила России особое испытание. В северных широтах потепление идет быстрее обычного. В среднем наша планета нагревается на 0,18°C за каждые 10 лет. В России же, согласно докладу Росгидромета, этот показатель в 2,6 раза выше – 0,47°C. А в арктической зоне страны – 0,76°C. Самая острая ситуация сложилась в районе Карского моря – плюс 1,59°C в десятилетие. В результате с 1980-х годов площадь ледяного покрова арктических морей сократилась вчетверо. Тает и вечная мерзлота: по прогнозам, до конца века «разморозится» третья часть площади, которую она покрывает сегодня. А ведь в этой зоне Россия добывает 90% газа, 30% нефти, 100% палладия и 90% алмазов, отмечают аналитики Morgan Stanley. По прогнозу банка, риск утраты месторождений вскоре отразится на капитализации сырьевых компаний РФ: свайные фундаменты объектов изношены уже на 25–75%. Не исключено, что разлив дизеля в Норильске в 2020 году, случившийся из-за разгерметизации бака с топливом, – лишь начало… Страдает и гражданская инфраструктура: МЧС признало, что в северных городах деформированы от 22% до 100% зданий. По оценке главы Минприроды Александра Козлова, национальный ущерб от таяния вечной мерзлоты к 2050 году составит 5 трлн рублей (т. е. 166 млрд рублей в год). Но и это не главная опасность. Слоем вечной мерзлоты также покрыто дно Северного Ледовитого океана. Под ней содержатся метангидраты – кристаллические соединения молекул воды и метана. С этим газом шутки плохи: по парниковому эффекту на дистанции 100 лет он превосходит CO2 в 28–36 раз. На дистанции в 20 лет – в 84–87 раз. Причем мы не знаем, сколько именно метана содержится под вечной мерзлотой, – ученые сравнивают ее с крышкой, скрывающей эти залежи. Геолог Наталья Шахова из Тихоокеанского океанологического института оценивает подводную концентрацию метана в 1,4 трлн тонн СО2e, из которых 50 млрд тонн могут выделиться «в любой момент». Другие расчеты были представлены в журнале Environmental Research Letters в декабре 2020‑го: при сохранении тренда на рост выбросов до конца века (сценарий RCP8.5) суммарный объем выбросов метана составит 190 млрд тонн СО2e. Что значит эта цифра? Пять полных лет выбросов углекислого газа всем человечеством (в 2021 году они составили 36,3 млрд тонн). Причем на сибирском шельфе ситуация хуже, чем на канадском: в ходе экспедиций наши ученые выявляют разломы вечной мерзлоты (сипы), из которых метановые пузырьки буквально бьют фонтаном. Целые сиповые поля находят в местах впадения сибирских рек, несущих все более теплую воду. Важное исследование опубликовали в 2017 году ученые Томского политехнического университета: оказалось, что шельфовая мерзлота ежегодно протаивает вглубь на 18 см – на порядок быстрее, чем считалось ранее. Еще более острый вопрос – как именно будет происходить высвобождение метана. Постепенно или взрывным образом? Вторая версия получила в англоязычной литературе название «метангидратовое ружье» (clathrate gun hypothesis). Ученые, которые ее отстаивают, приводят в пример катастрофу 1986 года на озере Ньос в Камеруне: тогда подводный CO2, прорвавшийся на поверхность в больших концентрациях, быстро распространился в радиусе десятков километров. Поскольку этот газ тяжелее воздуха, его «прибивает» к поверхности, а для людей он смертельно опасен. Словом, получилась химическая атака, жертвами которой стали 1700 человек. Есть даже мнение, что причиной глобальных катаклизмов древности (например, пермского вымирания 251 млн лет назад, когда погибло 96% морских и 73% наземных видов животных) могло стать мощное извержение подводных метангидратов. «Океан «закипает», выбрасывая огромные количества метана и других газов в атмосферу и заливая большие площади суши. Смесь метана и воздуха взрывоопасна. Если она образуется у поверхности Земли и воспламенится молнией, взрывы и пожары уничтожат большую часть наземной жизни», – описывает такой сценарий профессор Грегори Рыскин из Северо-Западного университета (штат Иллинойс, США).
Что делать с метаном
Радикальный подход – терраформирование: создание искусственных экосистем на территориях, где исчезает вечная мерзлота. Уже 30 лет этим занимается эколог Сергей Зимов. По его гипотезе, российскую тундру можно превратить в северную степь, где растут травы и пасутся крупные животные – именно так эта зона выглядела в доисторическую эру, когда там жили мамонты. Для этого достаточно заселить тундру крупными травоядными: их выпас будет стимулировать изменение состава растительности. Зимов доказывает свою теорию в специально созданном заповеднике на севере Якутии – Плейстоценовом парке, где успешно прижились лошади, коровы, овцы, яки, бизоны, зубры, верблюды и другие звери. По словам Зимова, воссоздание мамонтовой степи может замедлить таяние мерзлоты. «Смысл пастбищной экосистемы в том, что все, что выросло за лето, за зиму должно быть съедено. А единственный способ скушать траву зимой – это раскопать снег. И наши животные всю зиму разрывают снег. Это позволяет почвам сильно охлаждаться», – аргументирует он. Чтобы повлиять на климат, нужно заселить Сибирь десятками миллионов животных, но, учитывая, как они приживаются и плодятся, при наличии ресурсов на это уйдет всего 10 лет, уверен ученый. «Проект Зимова выполняет коммуникационную роль, привлекая внимание людей к проблеме вечной мерзлоты, – комментирует Алексей Кокорин. – Но на огромных территориях Плейстоценовый парк не повторить. Да и не факт, что природа точно сработает по формуле коллеги. Скорее всего, метановую угрозу человечество никак не в силах предотвратить. Не можем же мы накрыть пленкой всю Сибирь! Задача – уменьшить антропогенное усиление парникового эффекта, тогда таяние мерзлоты стабилизируется на неком удовлетворительном уровне».
Могут ли нас призвать к ответу
Месяц назад вышло любопытное исследование Дартмудского колледжа (США): сколько составляет ущерб, который нанесли миру главные страны–эмитенты СO2. Тройка лидеров – США ($1,91 трлн), Китай ($1,83 трлн) и Россия ($986 млрд). «Ответственность за изменение климата – уже не абстрактный разговор, – замечает Евгений Кузнецов. – Когда та или иная страна имеет право выйти на углеродную нейтральность? Сколько она должна другим в качестве климатических субсидий и штрафов? Скоро начнется это движение капиталов: развивающийся мир настойчиво добивается льгот от Европы с Америкой. Логика такая: вы раньше начали поставлять СО2 в атмосферу, обеспечили себе экономический рост, пожали плоды доминирования. Значит, теперь компенсируйте догоняющим странам издержки, связанные с тем, что они не могут воспользоваться дешевыми, но вредными технологиями». Отдельный вопрос – может ли мировое сообщество «указать» стране, как следует бороться с потеплением, если та не справляется? В 2019 году он вызвал дипломатический конфликт между Францией и Бразилией. На саммите G7 Эммануэль Макрон предложил подумать о том, как сообща спасти горящие леса Амазонии. В ответ Жаир Болсонару возмутился вмешательством во внутренние дела страны, обвинив Францию в колониализме. Новая полемика развернулась в конце прошлого года: Россия наложила вето на резолюцию Совбеза ООН, объявлявшую климатический кризис «фундаментальной причиной всех конфликтов и фактором риска для их появления». В случае ее принятия миротворческие силы ООН могли получать основания для интервенции, если ситуация с климатом на определенной территории расценивается как угрожающая. В США разочарованы: Россия «подвела мир» своей несговорчивостью. «Сейчас войска ООН имеют право на интервенцию в случае гуманитарной катастрофы, например, геноцида, – говорит Кузнецов. – Но здесь понятно, как действовать: поставить блокпосты и запретить людям резать друг другу головы. А что делать с климатом? Ведь нет крана, который можно перекрыть и остановить потепление. Виновата ли Россия, что на ее шельфе прорывается метан? Тогда есть и другие «виноватые». Допустим, существует гипотеза, что изза таяния ледников в Северной Америке холодное Лабрадорское течение усилится и перекроет Гольфстрим, и тогда Европа замерзнет. Что теперь, двигать войска на Канаду?». Тем не менее уйти от взаимного контроля в вопросах климата не удастся, подчеркнул футуролог. Он привел в пример мегапроект Китая «Небесная река» по привлечению осадков в засушливый Тибет. Суть в том, что по всему региону устанавливаются десятки тысяч устройств, распыляющих в атмосфере йодид серебра (это вещество «притягивает» дождевые облака). В России уже высказывались предположения, что КНР забирает нашу воду, так как циклоны в Сибирь идут как раз через Тибет. «Казалось бы, вот оно, могущество человеческого разума, – рассуждает Евгений Кузнецов. – Но в природе все взаимосвязано: теперь макрорегион от Индонезии до Якутии столкнется с перераспределением осадков. И в мире десятки таких триггеров, которые, сработав, потянут за собой цепочку драматических последствий. Наша планета через это уже проходила. Континенты сходятся, континенты расходятся – это всегда вымирание, смена климата и так далее. Но это занимало миллионы лет, а сейчас все происходит быстро из-за воздействия человека. Без глобальной программы управления климатом нам не обойтись. Пора отвечать за планету всем вместе».
0
44.25
