ТОП 10 лучших статей российской прессы за
Oct. 17, 2019

— На самом деле здесь несколько сплетенных между собой событий. Лет 15 назад казалось, что интернет и все компании этого сегмента — это эксперимент, игрушка и на них можно не обращать внимания. Интернет-компании сегодня — это не только «Яндекс» или Mail.Ru Group, а еще Сбербанк, X5 Retail Group, «Сибур» и так далее.

Процесс идет не только в России, вообще везде в мире. У всех государств возникло понимание, что интернет — нечто громадное и важное. Естественно, интерес к интернету у государств повысился. Это нормально. Пока государство придумывает, что делать, появляется много разных законодательных проектов, в том числе инициатива про значимые ресурсы. Но разумные люди понимают, что придумали что-то не то. Надо обсуждать и менять.

Когда государства делают что-то впервые, часто это бывает разрушительно. И пока все эти инициативы, которые звучали, — все то, от чего у нас акции падают, — были скорее разрушительны. Давайте посмотрим на «Яндекс», Mail.Ru Group, Сбербанк. Финансовые инвестиции должны быть совершенно безграничными, они должны привлекаться из любых уголков мира, потому что очень хорошо, если в Россию приходят деньги. Понятно, что не надо, чтобы большой финансовый пакет был в одних руках, — это опасно. Но если это все маленькие пакеты, пусть они будут со всего мира. И из России тоже. Если бы из России можно было бы очень много денег получить, тоже было бы хорошо, но пока это не так.

Мы не понимаем, почему применительно к интернет-компаниям речь идет о 80% (такая доля по аналогии с контролем над СМИ, по версии депутата Горелкина, должна принадлежать российским инвесторам в значимых сайтах. — РБК). Государство понимает, как контролировать экономику, работающую с реальными, физическими предметами — таможня, санитарный контроль и другие барьеры, через которые можно контролировать доступ товаров на внутренний рынок. Но ведь интернет границ не знает, и меры, которые предлагает законопроект, здесь сработают ровно в обратную сторону: глобальным игрокам оставляют свободный доступ на рынок России, а российские — в обратную сторону — работать уже не смогут. Из-за нехватки инвестиций их продукт будет отставать и попросту никому не будет интересен. Ни там, ни здесь. Это прямо противоречит самой цели закона, которая говорит про поддержку российских стратегических ИT-компаний.

— Но инициативы по регулированию обваливают капитализацию только у вас.

— Чем ликвиднее актив, тем более он чувствителен к любым изменениям на рынке. Объем торгов наших акций в разы выше, чем у некоторых наших коллег по цеху. Наши акции стали лакмусовой бумажкой российского технологического сектора. Резкое падение акций отражает мнение иностранных инвесторов о происходящих изменениях на российском рынке, в том числе с точки зрения нового регулирования.

— Допускаете ли вы, что цель всех законодательных инициатив — это снизить ваши акции до минимального уровня, чтобы потом задешево купить?

— Такая цель тоже возможна. Но мы все же говорим про приоритеты государства, ведь именно об этом написано в законопроекте. Они включают защиту национальных интересов. Что, повторюсь, вполне понятные цели, но методика их достижения пока вызывает много вопросов. И все разумные люди это прекрасно понимают.

Если гипотетически моделировать вариант со снижением стоимости акций. Кому это может быть выгодно? Допустим, сейчас акции упали на 20% и их купили. Они потом на 20% отросли. Нехорошая игра, но понятная.

Теперь представьте, что такой закон [Горелкина] почти выпустили, все уже на волоске и, например, наши акции упали еще больше, до $10. И наконец, тот человек, который это все задумал, купил все наши акции и стал руководить компанией. Предположим.

Цена акций уже не отрастет, потому что инвесторы скажут: «До свидания. Мы больше так не можем. Есть какой-то предел в испытании наших нервов». Надо не забывать, что у наших сотрудников, почти у 50%, часть компенсации находится в акциях. Это ключевые люди. Для самых топовых падение акции, например, в четыре раза означает аналогичное падение дохода. Для каких-то просто хороших специалистов это падение дохода, предположим на 30%, тоже прилично. И что они после этого делают? Собирают вещи и уезжают в Facebook. А когда у нас, например, 25% ключевых сотрудников уехали в Facebook, что получит новый условный владелец? Вся сила компании в людях.

«Если Сбербанк в нас верит, он берет и покупает 20% на бирже»

— Год назад первое падение акций было на слухах о продаже пакета «Яндекса» Сбербанку. Как вы оцениваете эффект от возможного прихода Сбербанка в ваши акционеры?

— У нас акции на бирже, можно взять и купить 20% наших акций, без проблем. Поэтому, условно говоря, если Сбербанк в нас верит, то он берет и покупает 20%. Представим себе, что пришло такое объявление: Сбербанк купил на открытом рынке 20% наших акций. От этого ничего не упадет, нормальная совершенно ситуация, все порадуются.

— Правда ли, что тогда отреагировали не только внешние инвесторы — ключевые сотрудники «Яндекса» заявили руководству, что, если это произойдет, они уволятся?

— Да, некоторые люди так приходили. Для нас очень важно сохранить уникальную корпоративную культуру в «Яндексе». Конечно, появление нового крупного собственника может на нее повлиять. Скажу одно — очень важно, что нами до сих пор управляет Аркадий, и во многом наша экосистема — это отражение того, как это слово понимал Илья, понимает Аркадий и вся управленческая команда. У Сбербанка экосистема своя, она построена вокруг их идеологии и культуры. Она тоже хорошая, просто другая, построена другими людьми.

— Кто-то из крупных, непрофильных инвесторов приходил к вам с предложением купить долю? Говорили про Романа Абрамовича.

— Мы много общаемся с рынком на тему тех или иных возможных партнерств и сотрудничества. Это общение идет своим путем.

Что такое «Яндекс»

Yandex — (сокращение от yet another indexer — «еще один индексатор») — был создан Аркадием Воложем и Ильей Сегаловичем в начале 1990-х годов. Флагманский продукт — поисковик (поисковая машина Яndex-Web) был впервые анонсирован 23 сентября 1997-го. Фактически компания «Яндекс» появилась в 2000 году, тогда же были запущены первые сервисы — «Каталог», «Новости», «Почта», хостинг сайтов и др. В 2002 году «Яндекс» вышел на самоокупаемость за счет продажи контекстной рекламы в поисковике, а уже в 2003-м акционеры интернет-холдинга получили первые дивиденды на $100 тыс. В августе 2008-го официальное название всей системы изменилось с Яndex на кириллическое «Яндекс». На текущий момент помимо системы поиска и портала компания развивает направления электронной коммерции, онлайн-заказа такси, foodtech-направление, сервисы объявлений, образования и др. Консолидированная выручка группы за 2018 год — 127,7 млрд руб., доля компании на российском поисковом рынке (включая поиск на мобильных устройствах) — 56,9%.

«Вопрос акционерной структуры — это живой процесс»

— Какое изменение структуры владения компанией может устроить и вас, и государство?

— Вопрос акционерной структуры — это живой, текущий процесс, рассматривать который мы начали задолго и независимо от появления обсуждаемого законопроекта.

— Александр Волошин действительно предлагал рассмотреть возможность вхождения нового суверенного фонда в российский бизнес «Яндекса»? Предположительно, его переписку с таким в том числе предложением публиковал «Незыгарь».

— Вокруг нашей компании последнее время такое количество «конспирологических теорий», что я не буду комментировать — ни все вместе, ни каждую в отдельности.

— Изменение структуры акционеров «Яндекса» потребуется в любом случае, если будет принят вариант законопроекта Горелкина: там не допускается вариант двойного гражданства, которое есть у Аркадия Воложа.

— Он российский гражданин с российским паспортом. В любой ситуации можно сделать какую-то разумную реструктуризацию, которая не затронет операционное управление. Это ключевое. Но еще раз про этот законопроект: мы вообще не понимаем, зачем он нужен. В текущих формулировках он никаких проблем не решает.

— Есть ли у вас дедлайн по финальному решению по изменению структуры акционеров? Может ли структура владения «Яндексом» поменяться в течение полугода, года?

— Важно, чтобы все прошло максимально правильно, обдуманно. Точно знаем, что решение найдется.

— Вы считаете, что у российских инвесторов сейчас нет достаточно денег, чтобы заменить иностранные инвестиции в компании Рунета?

— Если взять все российские компании и суммировать все деньги, которые пришли в эти компании от иностранных инвесторов, — это будет астрономическая сумма. Теперь представьте, что каждой такой компании разрешат иметь только 20% иностранного капитала. Инвесторы уйдут, не видя для себя экономического смысла держать деньги в таких активах, потому что ликвидность будет очень низкой. Они просто потеряют интерес к российским активам. А покрыть разницу российским инвесторам будет крайне тяжело. Не хватит всех Абрамовичей, которые есть в стране.

— А если речь не про все компании, а про «Яндекс»?

— Сейчас законопроект [Горелкина] настолько неопределенно написан, что есть ощущение, что любая компания может под это подойти. У каждой компании есть сайт и есть непрозрачный способ, как компания будет попадать под требование закона. Просто кто-то должен внести его в список. И это некий дамоклов меч, который будет висеть над всей индустрией: вдруг данная компания завтра попадет в список, и, значит, сегодня в нее вкладывать нельзя.

— То, что происходило вокруг в последний год, дело Майкла Калви, законопроекты о «суверенном интернете» и так далее, сказалось на кадровой ситуации? Столкнулись ли с уходом сотрудников?

— Мы мониторим, сколько сотрудников переезжают за границу. Конечно, за последние несколько лет довольно много ребят уехали на Запад –– наши программисты за рубежом в цене. Но этот показатель каким-то взрывным образом не рос. Всегда происходит что-нибудь, из-за чего часть сотрудников хотят уехать. Но важно понимать, что мы много работаем и над тем, чтобы возвращать сотрудников обратно в страну. Лично я очень много сил и энергии потратила на то, чтобы они не уезжали или даже возвращались обратно. За последние три года нам удалось вернуть больше ста ребят, которые когда-то уехали за границу, а сейчас поверили в российские ИТ-компании, амбициозность и реализуемость задач, которые мы решаем.

— Куда уезжают?

— Раньше очень много в США уезжали, сейчас там с визами сложнее, поэтому в основном в Цюрих, Лондон, иногда в Мюнхен.

— Как вы сотрудникам объясняете ситуацию в компании? Условно, вот происходит падение акций, вы в топе новостей…

–– «Не переживайте, наши зайчики, все будет хорошо…» Каждую пятницу мы проводим собрание всей компании — у нас это со времен основания «Яндекса» называется хурал, где мы обсуждаем все самые важные события недели. Собираемся в 12 часов в большой переговорке, а другие офисы подключаем по видеосвязи. В прошлую пятницу акции еще не упали к 12:00. Поэтому мы просто рассказали про совещание в Думе и сам закон — про то, что мы об этом думаем.

— Если появится некий новый инвестор, который получит контроль над компанией, что, на ваш взгляд, будет с «Яндексом»?

— Наш главный актив — это люди. ДНК и корпоративную культуру формирует каждый из 10 тыс. наших сотрудников, половина из которых, по сути, акционеры. Мы выдерживаем отток в год, например, 5% сильных сотрудников. Это тяжело, но это восстанавливаемо. А вот если уйдет сильно больше — это не восстановить. Уйдут не в соседний бизнес-центр, а, скорее всего, уедут за рубеж, потому что мы видим, каким спросом там пользуются «яндексоиды» и какая очередь за ними стоит. Из этого следует, что новые классные сервисы, над которыми мы сейчас работаем, развиваться не будут. А дальше компания превратится в угрюмый, унылый поисковик, в котором можно что-то найти, и все. «Яндекс — найдется что-нибудь».

— Есть теория, что изменение структуры владения «Яндекса» связано в том числе с тем, какой идеологический вес приобрел сервис «Яндекс.Новости». В какой-то момент вы даже сами говорили, что готовы выделить его в отдельную компанию и расстаться.

— Сейчас есть закон о СМИ, по которому лицензию может получить только СМИ с 20-процентной долей иностранцев. Мы работаем только со СМИ, имеющими государственную регистрацию, и агрегируем только то, что они пишут. Если зарегистрированные СМИ что-то написали — непонятно, при чем тут агрегатор? Любое наше вмешательство в этой части как раз будет противоречить действующему законодательству. Картину складывают алгоритмы на основе того, что пишут официально зарегистрированные СМИ. Если пишут много — новость может попасть в топ, мало — сюжет в топ новостей никогда не поднимется.

«Какая-то абсолютная несусветная глупость сейчас происходит»

— Не было ли с вашей стороны инициативы встретиться с президентом и обсудить ситуацию вокруг компании?

— Нет, не было.

— Вы присутствовали в этом году на прямой линии с Владимиром Путиным, на которой он сказал, что государство «Яндексу» помогает. Это про что было?

— Я думаю, может быть, он имел в виду решение ФАС по праву выбора поисковика (по мировому соглашению ФАС и Google от 2017 года компания не препятствует установке альтернативных сервисов на смартфонах и других устройствах на базе Android. — РБК). Но это скорее была помощь всему рынку. Мы очень благодарны, что государство в лице ФАС создало равные условия для всех компаний. Регулирование по беспилотникам тоже можно считать помощью. По крайней мере мы благодарны за то, что это было сделано.

— Но почему вы не используете позицию одной из крупнейших технологических компаний, которая задействована в диалоге с властью? К примеру, прийти на встречу с Путиным и сказать: «Мы вам проект «Цифровая экономика» пишем, а тут приходит депутат Горелкин, и мы за сутки стоим минус 136 млрд руб.?»

— Как я уже говорила, многие во власти нас слышат. Но проблема в том, что есть и те, кто не слышит и слышать не хочет.

— Какая часть власти не слышит? Силовой блок?

— Во всех частях есть те, кто слышит и не слышит. Скажем, и среди тех ведомств, кому приписывают поддержку закона, есть люди, которые понимают риски и отрицательно относятся к подобным инициативам. Мы в «Яндексе» сами принимаем очень много решений каждый день. Какие-то из них оказываются глупыми. Ну, бывает, не подумали.

Мне сложно сказать, что точно происходит с той стороны, поэтому объясняю для себя это все-таки поспешностью и несогласованностью, которую надо разъяснить всем, до кого мы можем дойти, связаться, дотянуться. Когда поймут, что происходит глупость, уверена, они поменяют решение.

На заседании в Думе (10 октября) очень было странно. Там были люди от бизнеса, которые говорили: «Как же можно инвестиции прекратить в Россию? Мы же не выживем, все уедут». Были чиновники, которые рассказывали, как же важно, чтобы Россия была безопасной, и как опасно, если Америка будет за нами следить. Потом кто-то из депутатов сказал: «Есть две стороны: одна сторона — те, кто хочет безопасности, другая хочет финансов, надо что-то тут думать». Понимаете, здесь же какая ситуация, с точностью до наоборот, — нужно иметь доступ к инвестиционному рынку для безопасности страны. В высоких технологиях они нужны как воздух. Это понимание должно прийти ко всем: и к депутатам, и ко всем остальным. По-моему, сейчас происходит какая-то абсолютная несусветная глупость.

— У вас есть дата-центр в Финляндии, и в опубликованных «Незыгарем» документах есть мнение, что надо перенести все данные в Россию. Что именно хранится в Финляндии?

— В Финляндии российские данные не хранятся. У нас много дата-центров в России, есть дата-центр в Финляндии. Понятно, что если появится новый закон, что то-то и то-то должно храниться обязательно в России, вообще не проблема все то, что написано в законе, хранить в России. Мы как раз летом объявляли, что инвестировали 10 млрд руб. в развитие своего дата-центра во Владимирской области.

— Вообще отказаться от зарубежных дата-центров нет смысла?

— Нет смысла отказываться. Это удобно для работы. Сервисы «Яндекса» есть в десятках стран, мы работаем в Европе и даже в Африку недавно «Яндекс.Такси» вышло. Поэтому объективно нужны дата-центры и в других странах, как минимум чтобы быстрее обрабатывать данные.

— Как вы оцениваете техническую продвинутость государства с точки зрения подходов к регулированию интернета? К примеру, есть Роскомнадзор, у которого проблема регулярно с отключением Telegram. И было такое объяснение, что техническая подготовка специалистов на стороне исполнителя хромает, поэтому «рубильник» выключить не удалось. Вы с ними на одном языке разговариваете, концептуально они понимают, как интернет устроен?

— Я думаю, среди них есть те, кто понимает. Например, когда мы только начинали развивать проект самозанятых с ФНС (налоговиками), мы увидели крайне высокую степень понимания технологий с их стороны. Но, конечно, уровень ИT-специалистов везде разный. В любом случае надо стараться, чтобы в России не только оставались, но и хотели вернуться лучшие специалисты.

Пять фактов о Елене Буниной

12 мая 1976 года — родилась в Москве. Отец — политтехнолог, историк, президент фонда «Центр политических технологий» Игорь Бунин (умер в прошлом году).

1998 год — окончила механико-математический факультет Московского государственного университета (МГУ) им. М.В. Ломоносова и математический колледж Независимого московского университета. Доктор физико-математических наук («Автоморфизмы и элементарная эквивалентность групп Шевалле и других производных структур»).

С 2001 года ведет активную преподавательскую деятельность: сначала программирование на механико-математическом факультете МГУ, затем (и по настоящее время) — алгебру на кафедре высшей алгебры МГУ.

С 2007 года работает в «Яндексе». Занимала должность руководителя отдела по работе с академическими программами интернет-холдинга, возглавляла департамент организационного развития и управления персоналом.

С 1 января 2017 года — гендиректор «Яндекса» в России.